— Ух ты! — не удержался я, и начертатель довольно улыбнулся.
— Говорю же — полезные стены. Жаль, кусок, где был Ирринойр, не сохранился. Ну да и этого хватит.
Я присмотрелся к очертаниям границ и понял, что названия и расположение земель были совсем не такими, как их именовали сверы. Города, леса, реки и горы были обозначены на древнем языке, который я даже не понимал, как читать. Отчасти эти знаки походили на руны, но в них было больше продуманности и… изящества. Словно этот письменный язык давно сформировался, окреп и расцвёл к тому моменту, как была нарисована карта.
Осторожно, боясь стереть древние краски, я приложил руку к фреске и прислушался к ощущениям. Видений не было, но я почувствовал мощь этого места. Она манила меня, обещала знание, но я не мог понять, как его добыть.
— Смотри сюда. — Эгиль снял с пояса нож и лезвием указал на северную часть Эглинойра. — Эти места нынче называются Оттлендом. Большое, но бесполезное королевство. Мы туда не ходим, потому как люд там ещё более дикий, чем юхри, а жрать и собирать там нечего. Только камни, вереск да овцы. Неинтересно. А вот веаллы, заметь, даже понастроили там несколько крепостей.
— Вижу.
— Нынче половина из них уже в руинах. Но одна из них стоит на берегу с чёрным песком. — Клинок скользнул вниз, на юго-запад Оттленда, почти к самому подножию гор. — Небольшая, но каменная. Там высокая полуразрушенная башня, обнесённая прочной каменной же стеной. Отты стену подновляют — мы как-то сунулись туда, но не смогли взять с берега. Стоит в удачном месте: всюду скалы — не подступишься. И если хочешь подойти с запада в Оттленд, то только через эту крепость.
— И как называется это место?
— Веалльские руны я не прочту — языка не знаю. Но некоторые монахи умеют. Если добудешь такого, то сможем перевести все имена и подписи.
— А вы как его называете?
— Да никак. Просто Оттбург — город оттов, на эглинский манер. И таких Оттбургов там несколько.
Я рассеянно кивнул, внимательно запоминая дорогу и очертания западной части Эглинойра. Пусть не в ближайшее время, но однажды я должен там побывать и понять, зачем боги вели меня в это забытое и ненужное место.
— Одного только понять не могу, — тихо сказал Эгиль, завешивая карту тканью. — На кой ляд богам понадобилось показывать тебе эту дыру? Ибо Оттленд даже по нашим меркам та ещё дыра, а мы народ к жизни не особо требовательный.
— Может именно поэтому? — ответил я. — Иногда что-то нужное лежит на виду у всех среди ненужного, но никто и не подумает там искать…
— Так что же ты ищешь, Хинрик из Химмелингов?
— Сам не знаю, — признался я. — Просто слушаю богов. А есть ещё фрески?
— Да, и не одна. Показать?
Я кивнул. Любопытство всегда быо моим слабым местом. Начертатель дошагал до следующей колонны, затем бережно снял полотно и дал мне свечу.
— Разглядывай. Я пока эля принесу. Глотка пересохла.
Я уставился на несколько картинок. Самая большая изображала город, стоявший на берегу реки, и город этот был показан в разрезе. Как хозяйка, бывало, режет пирог надвое, и если посмотреть сбоку, сразу поймёшь, что за начинка, насколько толстое тесто… Здесь было так же — башни, укрепления, осаждённые люди и осаждающие как на ладони.
Я понял, что фреска изображала сцену осады. Наверняка какая-то важная битва времён древности. Я узнал солдат в ярких одеждах — точно такие же были в моём видении, когда срезали со скалы знак спирали. Значит, веаллы много путешествовали по всему миру, раз я видел их и в пустыне, и в Эглинойре. Великий, должно быть, был народ. Веаллы пытались захватить крепость сразу с воды и суши, но не преуспел. Противник оборонялся, бросая в солдат камни, лил жидкий огонь — наверняка подожгли масло. Лучники засыпали веаллов стрелами.
Скользнув взглядом ниже, я увидел разрез подземелья крепости. Судя по всему, живописец хотел изобразить тайный ход — он начинался в подвале башни, проходил под стеной и заканчивался далеко на другом берегу. У выхода стояли несколько веалльских солдат в ярких плащах и загоняли в подземный ход свиней. Странно. Я присел на корточки и поднёс свечу, чтобы разглядеть нижнюю часть рисунка. Мешали разводы на отсыревшей побелке, и снизу почти не осталось красок. Получилось рассмотреть лишь очертания — свиней загнали под стены крепости и подожгли. Я видел объятых огнём животных и неуклюже нарисованные разинутые пасти, чёрточки соломы и хвороста, которыми обложили несчастных животных.
Но зачем веалам было жечь еду?
По краям этого рисунка были лица солдат в странных шлемах с перьями. Должно быть, благодарный потомок или летописец изобразил здесь вождей веаллов.
Я отодвинул следующую ткань и посветил. Картина показывала тот же город, но сражение теперь переломилось в пользу веаллов. Там, где в подземном проходе горели свиньи, наверху обрушился кусок стены, и солдаты хлынули сквозь брешь. Крепость была охвачена огнём, со стен падали человечки, летели копья да мечи. Разрез города показывал развернувшуюся на улицах битву, и лишь высокая башня едва держалась.
Что это было за место? В какой стране? Если Эглинойр, то почему крепость выглядела веалльской, а занимал её другой народ? Может солдаты отвоёвывали своё? Задёрнув ткань, я подошёл к последней части стены. Свеча рыдала воском, залив мне все руки. От прикосновения горячей субстанции раны и порезы болели, но я жаждал узнать, чем закончилась осада.
Последний рисунок был небольшим и рассказывал о торжестве веаллов. Жрецы в белых одеждах приносили жертвы на площади, и ряды солдат вскинули копья. Не было это похоже на праздник в честь мёртвого бога, да и церквей на рисунках я не увидел. Возможно, сражение произошло ещё до той поры, когда люди приняли спираль. Отдельное внимание живописец уделил свиньям — животных украсили цветами и венками — так же, как и вождей-победителей в пернатых шлемах.
Услышав сбоку шорох, я отпустил полотно и отпрянул от стены. Эгиль вернулся с двумя кружками эля и протянул одну мне.
— Свиная победа, — сказал он. — Веаллы умели воевать и были знатными хитрецами.
— Что это за город?
Начертатель пожал плечами.
— Не знаю. Возможно, он имел значение для веалльского вождя, что раньше жил здесь. Может это была его победа. А может просто красивая легенда, как те, что мы рассказываем детям. Я заметил, что веаллы любили рассказывать истории. Наверняка все эти статуи и фрески много для них значили.
— Наверное.
Я сделал несколько глотков и почувствовал, как крепкий эль приятным теплом разлился по телу.
— Завтра покажу остальное, если захочешь, — сказал начертатель. — Приятно встретить человека, которому небезразлична древность. А сейчас тебя зовёт Скегги Альрикссон. Вам есть о чём потолковать, судя по тому, что я слышал на совете. Твой брат на улице. И он пьян.
— Благодарю, Эгиль. — Я слегка поклонился, проявляя почтение.
— Помни, что я сказал тебе про три выбора, Хинрик. Выбирай, где ошибиться, с умом.
Я оставил начертателя в зале, а сам выбрался на улицу. Несмотря на дождь, здесь не было ветра, и мне стало гораздо теплее, чем в каменном чертоге. Скегги сидел на скамье под навесом и угрюмо пил из большого рога с серебряной каймой. Увидев меня, он поднялся и жестом велел следовать за ним. Я послушался, хотя предполагал, что меня не ждало ничего хорошего.
— Что скажешь о договоре, который я заключил с Эовилом? — спросил он, когда мы отошли подальше от чертога. Улицы почти опустели — лишь редкие горожане спешили домой, ругая морось. Нам со Скегги было не привыкать — такой мелкой воды после морских походов мы даже не замечали.
— Скажу, что ярл добр и гостеприимен. И справедлив.
Скегги с сомнением на меня покосился.
— Он прав в том, что я должен сам сделать себе имя в Свергло. Но я рассчитывал на более крепкий союз.
— Крепкий или плодотворный? — усмехнулся я. — Ты рассчитывал на его хирд. Мне-то не лги.
— Лгать не стану. Ожидал, что он даст больше, чем полсотни воинов.
— Полсотни — это много.
Скегги разочарованно покачал головой.
— Для Омрика — мало.
— Мы мало знаем об Омрике, — напомнил я. — Нужно сперва поговорить с Гуллой. Она расскажет, как там всё устроено внутри. К тому же я дал тебе выбор, как поступить. Ты можешь воспользоваться праздником, можешь украсть спираль… Да, многое решать придётся на месте, и это раздражает, но шансы у нас есть.