Плетнёв нёсся позади, словно ураган. Я не видел его, но видел дым и всполохи огня — он не просто срывал простыни, а хватал их горящими руками, раздирая уже пепел, а не ткань.
Он даже не заметил, как я появился сбоку и воткнул ему ногу под колено. Николай завалился и заученным движением попытался меня ударить кулаком, но я легко увернулся.
По инерции Плетнёва унесло чуть подальше, он упал и упёрся ладонями в землю. Хотел встать, но я уже запрыгнул сверху, перебросил ему скрученную простыню через шею и воткнул колено в затылок.
Тот сразу схватился за удавку и сам же заорал, обжигая подбородок своей магией.
— Ты… уро-о-од! Чухла сраная!
Он со слезами погасил ладони и задёргался подо мной. Я натянул ещё простыню, но она, подпаленная огнём, вдруг с треском разорвалась.
— Убью-ю-ю… — заревел, поднимаясь на четвереньки, Николай.
Я, не особо дожидаясь, когда он исполнит свою угрозу, подхватил его голову под мышку, запер второй рукой в замок, как самый настоящий рестлер. И, сделав подсечку опорной руке Плетнёва, я резко присел и завалился на спину, выгибая бедняге голову.
Такой эффектный приём, который у меня на Земле ещё в древности превратили в элемент борцовского шоу. Вот только не все догадываются, что он действительно ломает шею.
И Николай не догадывался… до этого дня…
— Зря ты так, про Ленку-то, — прошептал я затихшему навечно каштану, — Мы с Васьком своих девок в обиду не дадим.
— Николас!!! — позади раздались крики, — Николас, ты где?
Мысленно ответив им в рифму, я вскочил и понёсся дальше. Откинул в стороны висящие простыни.
Очередная улочка… Снова шарахнулась лошадь, тянущая повозку. Очередной закуток…
И вдруг я понял, что эта подворотня мне уже знакома. Ещё пара поворотов, и я найду ту самую дверь зубника.
Глава 24. Ночной
Временно оторвавшись от погони, я сбавил шаг, и стал двигаться тихо, стараясь не издавать лишнего шума.
В небе всё так же были только звёзды, очерченные едва заметными контурами двора.
— А-а-а!!! — крики доносились издалека, заглушённые улицей и стеной дома.
— Николас!
— Он убил его!
Недобро усмехаясь, я завернул за очередной угол, обогнув накиданные друг на друга ящики. Здесь меня от источника шума отделило ещё одно здание, и больше я «шестёрок» Плетнёва не слышал.
Нет, ребятки, это не Ветров убил вашего каштана. Он сам напоролся на противника, которого не смог осилить. Было бы у него мозгов побольше, следил бы за языком.
Чувствовал ли я жалость к нему? Конечно, я же человек. Если б Плетнёв не был говнюком, всё было бы по-другому. Но жизнь сложилась так, что он был говнюком…
В основном все эти мои рассуждения предназначались Василию. Потому что я чувствовал, как подкатывает тошнота, как ноги начинают слабеть. Бедного Ветрова мутило — это его первая настоящая кровь.
Усложнялось всё тем, что он хорошо знал этого Плетнёва, учился с ним… Мне даже не надо было объяснять, о чём сейчас думает Вася.
«Что Николай и не был таким уж плохим. Ну, повздорили, накричал он в гневе всякого. Да можно сказать, мы друзьями были. А вообще, весело же было, все эти наши тёрки, драки…»
Война давно отучила меня от гуманной философии наивного уровня «если я поступаю, как злодей, то сам стану злодеем». Нет, не стану, если есть внутренний стержень.
И я прекрасно помнил, что Николай нас заказал тем отморозкам, которые чуть нас не убили. А то, чем сейчас занимался Василий — это создание иллюзий.
Так что, Вася, можешь засунуть свои переживания куда подальше. Думай лучше о том, что ты избавил ненаглядную Перовскую от проблем. Заступился за свою девушку.
Стало полегче, колени окрепли. Ну, вот и ладненько.
Стараясь максимально прислушиваться к тому, что происходит в городе, я с потушенным фонарём тихо шёл к уже виднеющейся вдалеке задней двери лавки зубника. Матовое стекло за решёткой в темноте даже не поблёскивало.
Пока что интуиция молчала, но расслабляться не стоило. Мы в мире магии, и мало ли на что способны оракулы.
Если Стражи Душ вдруг появятся, мне надо гораздо раньше среагировать, а то как свернусь в кокон… И там мой мягкотелый Василий может и не выкрутиться.
Я подошёл к двери. Оглянулся ещё раз на тёмную подворотню позади. Никого… Скорее всего, подельники Плетнёва заняты тем, что тащат его тело к целителю в надежде спасти. Или, что ещё вероятнее, разбежались от ужаса кто куда.
Рука в кармане придерживала рукоять ножа. Я двинул пальцем, чтобы проверить, не проделал лезвием уже дырку в кармане, и коснулся перстня, который мне дала Перовская. На меня немного нахлынули чувства Василия, да и сам я вполне симпатизировал девчонке-оракулу… Поэтому я всё же вытащил перстенёк, примерил на средний палец. Великоват, но не слетит.
Ловец Удачи, значит. На среднем пальце это кольцо выглядело символично — если кому покажу этот палец, значит, пожелаю ему удачи.
Да, удача мне сейчас действительно не помешает.
Так я стоял несколько секунд, прислушиваясь к городу, потом негромко постучал кольцом по стеклу.
Раз. Раз, два.
Ждать пришлось недолго, и вскоре в ночную тишину добавилось шорканье за дверью. Скрипнула какая-то едва заметная заслонка.
Я понял, что меня рассматривают, хотя в мутном стекле ничего не изменилось. Но вот дверь приоткрылась.
— Школяр, я тебя вроде знаю, — сонным голосом произнёс усатый хозяин зубной лавки в накинутом наспех халате.
Пришлось напомнить о позавчерашнем случае, и заодно протянуть мятый конверт. Усач недовольно вздохнул, взял письмо, а потом позволил войти.
Я молча сидел, глядя на то, как Михаил Громов перечитывает раз за разом письмо. Его глаза то и дело поднимались на меня. А потом снова двигались по строчкам.
В глазах зубника появилось что-то неуловимое, и мне это не понравилось. Мне вообще теперь всё не нравилось, едва я понял, что дороги назад в академию нет.
Начала просыпаться моя паранойя. Твою псину, мне и самому надо было бы сначала прочесть, чего там Фёдор нацарапал.
— Эх, сраная пробоина, — выругался наконец усач, и шумно выдохнул.
Потом подошёл к закрытому ставнями окну, прислушался к шуму на улице, поскрёб бритый подбородок.
— Я так и не понял, что он тут имел в виду, — честно признался Михаил, — Федька-то сам соображает, что это такое — идти против Стражей Душ?
Я пожал плечами, разглядывая смятый листок в его руках.
— Он и не предлагает идти. Фёдор сказал про прииски…
— Прииски, на хрен! — выругался зубник, — Это которые? В Горном Вертюге, что ли?
— Не знаю, — честно ответил я.
— Да вы ошалели совсем, вашу луну. Ради чего Громовы должны так рисковать?!
— Фёдор говорил, что в вашем роду был великий…
— Не тебе, школяр, рассказывать мне легенды моего же рода, — Михаил потряс конвертом, — Все эти сказки… Да, прадед был великим, но это ж сказка для детей! Ну, какой он мог быть Иной?! — прошептал зубник и потряс письмом, — А ты? Из тебя-то какой Иной, а, безлунь?
— Я просто… мы просто надеялись, что вы всё же нам поможете, — холодно ответил я.
— Вы надеялись… Нет, я с Федькой это так не оставлю. Ты посмотри, а? — Михаил явно уже разговаривал не со мной, — Один раз ему сошло с рук, и вот тебе на…
Снаружи на улице запел свисток. Много, много раз просвистели. Зубник нахмурился, прислушиваясь к звукам и глядя на меня.
— Неужели и вправду что натворили?
— Так вы поможете? — я встал, чувствуя, как накатывает тревога.
Теперь я уже был не в безопасном месте, а просто терял время.
— Я ведь тогда говорил им — Федьку наказывать надо. Один раз сойдёт ему с рук, и он не поймёт. Вот и результат, — зубник возмущённо поднял руки, показывая на меня, — Он тащит в нашу семью проблемы одну за другой!
— Пойду я тогда, — встав, я двинулся к выходу.
— Погоди, погоди, не спеши, — Михаил поморщился, махнул мне на стул, — А что он тут пишет, будто у тебя есть, чем отплатить.