— Тебе нужно открыть свой театр в Ба́леване. На твои постановки ходили бы толпы людей.
Дорт не обернулся на голос, продолжая доводить свою экспозицию до совершенства.
— Давно ты следишь за мной, айдонианец?
— Я надеялся, что спустя столько лет мы можем обращаться друг к другу по имени, Дио́л.
Из тени одной из колонн вышла фигура в потрепанном черном плаще с капюшоном.
— Что тебе нужно? — наконец-то повернулся к собеседнику Седьмой.
— Просто решил проведать, посмотреть, чем занят. На мой взгляд, для тебя добыча мелковата, — дернул головой в сторону ямы в полу.
— Крупные чудовища обходят меня стороной, — недовольно скривил губы Дио́л.
— Пока я за вами шел, мне попалось парочку хорошо нарезанных дья́кусов, а посреди города лежит растерзанный гре́йлис, — упрекнул его айдонианец. — Многие сбиваются с пути, но ты до сих пор следуешь своей мечте — избавить Мира́нию от всех чудовищ.
После этих слов настала долгая пауза.
— Ладно, — сдалась фигура в плаще. — Ты слышал о пожирателе?
Улыбка до ушей прорезала лицо Седьмого, обнажая хищный оскал.
— Рассказывай.
Бремя
Первый сделал шаг вперед. Его голая ступня коснулась поверхности воды и на ней образовалась корочка льда.
— Это далеко? — шел следом Девятый.
— Очень.
— А ты можешь сделать так, чтобы лед был скрыт под водой?
Бледный человек остановился.
— Зачем?
— Чтобы за нами никто не последовал.
Первый никак не мог привыкнуть к странным просьбам Цежла. Сначала ему нужно было убить огромное чудовище, затем он заявил желание увидеть его родину, теперь это. Победитель Мелико́фиса выполнил каприз Девятого, но это существенно замедлило их передвижение. Приходилось промораживать океанскую воду до самого дна, чтобы ледяной мост был более устойчивым.
Для Первого не существовало понятия времени, поэтому он не считал сколько дней они добирались до его дома. Когда этот момент наконец-то наступил, спутник очень обрадовался.
— Наши с тобою понятия «далеко» сильно разнятся, мой друг, — сказал Цежл, сойдя с ледяного моста на промерзлую землю.
Они прибыли на какой-то остров. Вокруг него было еще несколько, но поменьше. Здесь были высокие горы, много снега, сильные ветра, да в принципе и все. Бледный человек потянул носом холодный воздух. Память начала пробуждаться.
— Неудивительно, что ты отсюда сбежал. Здесь же невозможно жить!
— Люди жили на этих островах, но очень давно. Здешний быт был суровым, охотники и рыболовы не всегда приносили добычу, голод убивал многих, холод убивал многих.
Девятый с удивлением смотрел на своего спутника.
— Сегодня ты очень разговорчив. В таком случае проведешь мне экскурсию? Хочу посмотреть, как вы тут развлекались.
Юмора для Первого не существовало также, как и времени. Он водил Цежла по острову и показывал места, которые мог собрать в голове по крупицам. Одно было особенным. Пустая, засыпанная снегом меж скал, поляна. Она изменила его жизнь. Когда-то здесь находился острый камень, тянущийся к небу.
В то время у Первого было другое имя и тело. Его народ поклонялся этому камню. Преподносил ему дары в виде жертв. В голодные времена человеческие, в сытые — рыбу или других животных. Никто не знал сколько крови в себя впитал этот ритуальный объект, но люди верили в его таинственную силу исполнять их желания. А вот Первый сомневался стоит ли отдавать простому камню последнюю еду.
Однажды он пришел к нему с пустыми руками и сделал дерзкое, как ему казалось на тот момент, предложение.
— Я хочу быть тобой. Хочу быть вечностью, как лед, покрывающий нашу землю. Хочу исполнять желания людей. Только с той разницей, что я не буду брать ничего взамен. У меня нет никакой платы, так что можешь выбрать ее сам.
Он повернулся к камню спиной сделал пару шагов, а потом потерял сознание. Очнулся Первый в куче серого песка. Камня больше не было и людей на острове, кроме него, тоже.
— Цена за твою силу оказалась слишком высокой, — дослушав печальный рассказ, произнес айдонианец. — Мы с тобой друзья по несчастью. Оба потеряли свой дом.
Для убийцы Мелико́фиса эти слова были пустым звуком, хоть он и осознавал их значения. Сердце Первого умерло в тот же день, что и его близкие. Имена этих людей он тоже забыл. Остались только размытые образы.
Далее Первый отвел Цежла в свое убежище, в котором пребывал долгие годы, до того, как отправился на центральный материк.
— Конечно. Еще одна темная пещера. Твой вкус мне понятен, но разве ты умеешь видеть в темноте? — держался за плечо бледного человека Девятый.
— Нет.
— Ладно. Тогда другой вопрос. Почему ты решил уйти? Ты же ничего не знал о мире за пределами островов?
Первый остановился и Цежл чуть не влетел в его спину.
— Я хотел использовать силу. Исполнять желания. Иначе все жертвы были зря.
— И ты ни разу не пожалел об этом?
— Нет.
— Хм. Знаешь, для того, кто прожил столько лет, ты звучишь очень здраво. Мне довелось повидать уже достаточно сумасшедших на своем веку, но тебя бы я назвал просто скромным. В чем твой секрет ясности мыслей? — изобразил доброжелательную улыбку айдонеанец, несмотря на окружающий их мрак.
Убийца Мелико́фиса серьезно задумался над этим вопросом. Для него это было необычно. Девятый влиял на Первого гораздо сильнее, чем тот готов был признать.
От долгого ожидания без движения, тело Цежла начинало замерзать. Сила героя, к сожалению, не могла спасти от глупой смерти от переохлаждения. Исключением был лишь его собеседник.
— Забывать. Не думать ни о чем, — наконец-то выдал ответ Первый.
— Уверен, у тебя на это ушли годы тренировок. Думаю и мне следуют уже начать подобную практику. Как только выдастся свободное время, конечно. Ты же знаешь, я очень занятой человек, — подмигнул рефлекторно айдонианец, снова позабыв о темноте.
Убийца Мелико́фиса не ответил. Вскоре он забудет этот разговор и о Девятом тоже. Но в глубине души у него было ощущение, что айдонианец еще не раз навестит его, чтобы лишний раз напомнить Первому — он живой.
Добродетель
Мальчонка лет десяти шипел от боли, и вытер проступившие на глазах слезы, сидя напротив Лаза́ра. Левая нога ребёнка была замотана какими-то тряпками, которые уже довольно сильно успели пропитаться его кровью. Пятый аккуратно освободил конечность мальчика от, мешающей осмотру раны, ткани. Небольшой кусок сломанной кости торчал из трясущейся ноги.
— Скажи, когда боль уйдет, — сказал целитель и прикоснулся большим пальцем к месту чуть выше раны.
По ноге маленького пациента пробежала паутина из золотых нитей. Они проникали под кожу и начинали извиваться. Мальчик заворожено наблюдал за этим процессом. Он не сразу понял, что нога больше не болит.
— Как ощущения? — улыбнулся Лаза́р.
— Не чувствую… совсем не чувствую!
— Хорошо.
Целитель крепко ухватил одной рукой ногу мальчика чуть ниже колена, а другой взялся за щиколотку и потянул вниз. Сломанная кость погрузилась обратно в рану.
— Могу оставить шрам. Придумаешь много историй о том, как его получил, или, сделаю как новенькую. Решай.
Ребенок посмотрел на мать, все это время держащую его за руку. Та кивнула. Мальчик серьезно посмотрел на героя.
— Хочу шрам.
Лаза́р довольно хмыкнул. Золотые нити снова окутали сломанную ногу. Рана затянулась мгновенно. Осталось лишь небольшое свидетельство в виде толстой розовой полоски на коже. Сила героя вернулась обратно в его руки.