Какое-то время мы все ошарашенно переваривали услышанное.
– Я мало знал Филиппа, – тихо заговорил Логрэй. – Но он был моим товарищем по оружию и таким же солдатом армии Конфедерации. Я бы не хотел, случись со мной такая беда, чтобы мой труп пожирали какие-то мерзкие твари на потеху этим хвостатым ублюдкам.
При других обстоятельствах я бы посоветовал Алексу потрогать себя чуть выше задницы, но сейчас, так же как и он, снял с плеча автомат и, взяв его на изготовку, встал рядом с товарищем. К нам присоединились остальные солдаты. Говорить больше никто ничего не стал, но на лицах читалось решительное намерение не дать надругаться над телом погибшего.
Видя нашу решимость, аборигены напряглись и, прекратив радостное лопотание, опустили задранные кверху стволы автоматов. Защелкали затворы.
Пронзительно-визгливым голосом завопил толстяк и, растолкав своих подчиненных, выскочил вперед, расставив в стороны руки.
– Взвод, отставить! – не менее визгливо поддержал его лейтенант Хилл и тоже встал перед стволами готового изрыгнуть свинец оружия. – Ратт, да скажи же им что-нибудь!
– Кому? – впервые за все время нашего знакомства я увидел мастер-сержанта растерянным. Он переводил взгляд то на нас, то на аборигенов и, наконец, заговорил с толстяком. Они переговаривались с минуту. К разговору подключились остальные вояки. Постепенно напряжение в голосах исчезло, руки, сжимающие оружие, расслабились.
Мы, следуя приказу лейтенанта, тоже опустили стволы, однако полностью расслабляться не спешили, и решимость не отдавать тело товарища никуда не исчезла.
Вдруг местные вояки закинули автоматы на плечо и удалились вслед за своим командиром. Цветастая тварь с лица мертвеца уже куда-то исчезла. На месте глаз Филиппа зияли черные провалы.
– Инцидент исчерпан, – сообщил Ратт с явным облегчением в голосе.
– Что ты им сказал? – спросил лейтенант.
– Объяснил, что по нашим законам тело товарища обязательно должно быть предано земле.
– И что, они вот так вот просто согласились и ушли? – удивленно поднял брови офицер.
– Нет, конечно. Основным доводом было то, что мертвым не нужны никакие богатства. А большинство из них в случае перестрелки, несомненно, распрощались бы с жизнью. В общем, надо бы скорее захоронить Норисса, пока они не передумали.
Место для могилы выбрали на удаленной от лагеря поляне. Сперва пытались копать входящими в комплект снаряжения саперными лопатками, отличающимися от привычных треугольной формой, но каменистый грунт поддавался с трудом. Ратт принес ломики. Сменяя друг друга, в течение нескольких часов мы все же выкопали могилу достаточной глубины.
Прежде чем опустить тело, завернули его в принесенную мастер-сержантом плотную ткань.
Геркулес с Куртом прикатили большой валун, который установили в изголовье.
Вопреки обещанию Ратта, сразу мы никуда не отправились. Как только похоронили нелепо погибшего товарища, мастер-сержант выдал ранцы с провизией, определил очередность нести ящики с боеприпасами и отправил нас вместе со всем этим добром в уже знакомый сарайчик, разрешив отдыхать, ничего с себя не снимая.
Некоторое время в помещении царила тишина. Мы все еще пребывали в шоке от произошедшего. Пришло осознание того, что в этом диком мире любая травма может оказаться фатальной, ибо надеяться на то, что тебя вовремя доставят к регенерационной камере, не приходилось из-за банального отсутствия здесь подобных чудес галактической медицины. У нас не было с собой даже простейших индивидуальных медицинских анализаторов с инъекторами.
– Парни, а что будет, если в пути кто-то поломает ногу или еще что случится? – озвучил общие мысли Геркулес.
– Надо будет задать этот вопрос командирам, – сказал я, вспомнив о том солдате, который отказался идти на следующий день после высадки. – Помнится, лейтенант говорил о каком-то эвакуаторе.
Мне никто не ответил, и на этом разговор прекратился.
В бронежилете лежать было неудобно, не расслабишься по-человечески, а тут еще мысли всякие в голову лезли. Интересно, долго дадут поваляться перед дорожкой? И дальняя ли она будет, дорожка эта?
На соседних топчанах ворочались товарищи. Похоже, не только мне не спалось. Оно, конечно, мы и так полдня проспали, но все же…
Поднял нас мастер-сержант, когда небо начало лишь чуть светлеть. Перед дорогой слегка перекусили лепешками, запив их водой.
– Ратт, разреши вопрос? – спросил я, дожевав свою лепешку.
– Время вопросов вышло, – резко заявил тот и все же позволил: – Говори. Только быстро.
– Что будет с тем из нас, кто получит ранение?
– Разве я не предупреждал об этом? – мастер-сержант удивленно вскинул брови. – Тогда объясню как можно более коротко и ясно. Мы не строевое подразделение. Мы – диверсионный отряд. Наша задача – пришел, набедокурил, убежал. Убежал как можно быстрее. Времени на перевязывание ран и тем более на транспортировку раненых товарищей не будет. Зарубите себе на носу: в нашем деле любое ранение, мешающее быстрому передвижению, означает смерть! А потому таскать с собой медицинский комплекс попросту не имеет смысла. Вытащить занозу и перевязать порезанный пальчик вы сможете и самостоятельно, используя индивидуальные аптечки. Всем все ясно? Вопросов нет?
– А как же эвакуатор?
– Какой эвакуатор? – теперь брови Ратта опустились на глаза, будто он усиленно пытался понять, о чем я спрашиваю.
– Который вы вызывали, чтобы эвакуировать Криса, – подсказал Феликс.
– Я-а? – в голосе мастер-сержанта послышалось неподдельное удивление. В направленных на него взорах солдат выразилось не менее явное недоумение. Тут его лицо прояснилось: – А, вы про ту истеричку? Я уже и забыл о нем. Тогда мы находились на подконтрольной территории – на территории государства, за воинов которого себя выдаем. Теперь – я был уверен, что вы это заметили – ситуация совершенно другая. Единственное, что вы сможете сделать для себя, или для своего товарища, в случае тяжелого ранения, это облегчить участь с помощью пули милосердия.
Глава 8
На старте смертельной гонки
Подошел лейтенант Хилл, и Ратт, не дав нам как следует проникнуться последними словами, рявкнул:
– Взвод, в колонну по два становись! За мной, бегом – марш!
Обгоняя нас, вперед пробежали все те же два аборигена, что сопровождали взвод с самого начала. Они бежали налегке, не обременяя себя ни бронежилетами, ни шлемами. С собой у местных вояк были только автоматы и подсумки с боеприпасом.
Мы углубились в лес и перешли на шаг, ибо под кронами деревьев все еще царила непроглядная ночь. Идти приходилось шаг в шаг, буквально впритык к впередиидущему, чтобы не сбиться с тропы. Как эту тропу различали проводники – известно только им.
Первые двое суток поднимались все выше в горы, следуя строго на запад. Лиственные деревья все чаще перемежались с хвойными породами. По ночам стало холодновато, приходилось греться у костров.
К середине третьего дня, когда миновали перевал и начали спуск, все сильнее забирая на север, из чащи выбежал один из проводников и встревоженно залопотал что-то Ратту, шедшему впереди колонны. После того как Ратт посовещался с лейтенантом, мы свернули с тропы и, углубившись в заросли, остановились на поляне.
Лейтенант объявил дневку и сообщил, что теперь будем двигаться исключительно по ночам и максимально бесшумно.
Двигаться по еле заметным тропкам, петляющим меж деревьев, волоча на себе оружие, боеприпасы и ранцы с сухпаем, было тяжеловато и днем, а ночью и вовсе изматывало больше, чем бег с таким же грузом по заснеженным сопкам. Я не мог даже примерно предположить, сколько миль мы проходили за ночь, но думаю, что в самом лучшем случае не более десяти. Наверняка сказывался и разреженный горный воздух.