– Это же сколько силы он за раз выплеснул! И даже не поморщился!
Вечером Солд вернулся один. На вопросы уклончиво отвечал, мол, Рамос придет утром. Когда понял, что дело может дойти и до мечей, рассказал, что отец остался у дочери портнихи, а ему велел ничего не говорить. Дед хитро улыбался, думаю, что знал, как все обернется.
Солд привез здоровенный куль с вещами и мешок с продуктами. Если продукты не очень заинтересовали, то куль распотрошили сразу – сильно поизносились. Больших изысков не было, всем по паре простых деревенских брюк на завязках и по паре таких же простых рубашек. В конце разбора вещей раздался визг Софьи – девушке перепало аж три деревенских платья и простенькие сапожки, ее-то уже совсем развалились.
На ужин Софья вышла в платье. Изначально оно было ей большевато, но она подогнала его за полчасти. Я завороженно смотрел, как-то не обращал раньше внимания, что она – очень миленькая. Сразу всплыли воспоминания. Нейла. И Алехар с его правдой.
– Ты чего? – Дед уловил мое настроение.
– Так, взгрустнулось.
Молча отужинал. Разговор за столом шел вялотекущий, да я и не слушал, погрузившись в себя. После ужина нашел Аравина, седлать не стал, надел узду и шагом прокатился по лесу. Вернулся через полчасти, когда уже темнело. У ворот стоял Савлентий.
– Чего похмурел?
– Так, вспомнил кое-что. Пройдет.
– Чего или кого?
– Да какая разница? Мелочи это.
– Можно сказать, вся наша жизнь мелочь, пролетит, и не заметишь, а можно сказать, что вся жизнь состоит из мелочей.
– Может, и так, но некоторые вещи лучше считать незначительными.
– Лучше или проще?
– И так, и так.
Утром Савлентий, накормив нас завтраком, попросил каждого об услуге. Остроухого, Солда и Малика послал косить сено для коровы.
– А где она? – спросил Малик.
– Так… как и ваши лошади, пасется.
Он собрал три литовки, узелок с едой и кувшин кваса, крикнул Кассу и сказал, чтоб ехали за ней, она покажет покос.
Меня, Храма и Лекама попросил выкопать яму – двенадцать на двенадцать локтей и шесть локтей в глубину.
– Погреб мне нужен – молоко, сметану, грибочки хранить.
– На войско, что ли, заготавливать собрался? – поворчал Лекам, но за лопату взялся.
Софью поставил на кухню.
– Мужики вечером голодные будут, надо хлеба напечь, пирогов настряпать.
Отец появился к обеду.
– Ну, что как? – Дед встречал его на крыльце.
– Хорошо, Майна привет передает. А ты что, на медведя яму решил вырыть?
– Это чтоб от безделья не маялись. А ты пойдем, поговорим.
Савлентий завел Ровного в свою комнату. Выставил на стол бутылку настойки, две чарки и остатки мяса. Налил, сел. Рамос сел напротив. Молча выпили. Дед налил еще дважды. Дважды выпили.
– Теперь рассказывай.
– Это произошло через круг после того, как мы приезжали в отпуск. Наш отряд шел рейдом по захудалому баронству. Сопротивления оказывать было некому. Поэтому отправили меня с моим десятком, одного светлого и Саймола в качестве магической поддержки. Крепость, хотя какая, к Некросу, крепость, так, деревня с частоколом, сдалась сразу. Барон, мужик в годах, имеющий на руках жену и двух дочерей кругов четырнадцати, открыл ворота сам. Барон был образован, но, по-видимому, глуп. На вопрос светлого: «А вдруг темные зашли бы?» – ответил, что чихал на различия. Дружины, мол, нет, и сопротивляться каким бы то ни было войскам он не собирается. Светлый рассвирепел, велел казнить барона. Я отказался, мой десяток тоже, одна орава все-таки. Мы же воины, а не палачи. Светлый вообще копытом бить стал, ударил одного из моих. Я ему оплеуху зарядил, в общем – до клинков дело дошло.
После всего стали думать, что с трупом делать? То, что он вошел с нами в дом барона, видели все. Ребята закручинились, у всех семьи, понимали, что светлые с ними сделают. Тут Саймол и предложил списать все на него, а он к темным уйдет. Все равно веры уже никакой в справедливость светлых. На том и порешили. Барона Саймол вместе с семьей с собой забрал. Нас плетением обездвижил, для достоверности. Конечно, потаскали светлые с сезон, а потом отпустили, может, отец Саймола помог, может, не нашли ничего.
Потом, в конце войны, я был уже сотником, он как ни в чем не бывало пришел ко мне в шатер. Маститый темный, силой от него веяло, даже я, неодаренный, почувствовал. Стража у шатра его не заметила. Мы распили бутылку вина, он попросил передать тебе жезл и сказал, что вряд ли увидимся, видимо, знал, чем все кончится.
– Судя по жезлу, он уже не темным, а некромантом был. Не удивлюсь, если в круге смерти стоял, когда жертвовал собой. А ты, значит, решил, что предал друга, и поэтому не ехал ко мне?
Ровный молчал, опустив голову.
– Нет, Ровный, повод был достойно уйти на ваших глазах. Вы еще, когда у меня гостили, в светлых сомневались. Да и я, по разумению братства, к темной касте принадлежу. Видимо, пока отец Саймола не решился на меня руку поднять, раз их здесь нет.
Вечером собрались за столом довольно поздно: в купальню вмещалось только двое разумных, а после трудового дня, устроенного дедом, потными были все.
– Ну что, старший, – дед в какой то момент, чтобы не путать сына с отцом, стал называть нас старшим и младшим, – надумал на три десятины задержаться али на весь холодный сезон?
– Да ладно тебе в базарного развлекалу играть, ты уж вон парней послал сено для лошадей заготавливать и землянку рыть. Правильно все говоришь, куда нам сейчас, горим везде. Столько врагов за один раз у меня никогда не было. Но за всех принимать решение не могу. Есть кто против перехолоданья здесь?
Все промолчали.
– Ну и хорошо. – Дед достал одну из фляг, которые безжалостно забрал у отца еще в первый день. – А теперь за решение. Найти дорогу – это главное для разумного, ведь почему животные быстрее нас? Может, они и глупы, но решение принимают моментально.
Следующих две десятины мы работали! Не в полном – в переполненном смысле этого слова. Мы копали, косили, ворошили сено, метали снопы, укладывали бревна, благо рубить и шкурить деревья не приходилось, дед магией делал это с такой скоростью, что мы едва успевали подвязывать ровные бревна к лошадям. Очень помогла магия эльфа, который умудрялся сращивать бревна землянки так, что они не то что землю, влагу не пропускали.
Единственное расстройство произошло из-за сейши, она отказалась дальше кормить щенков. Они и вправду начали грызть все, что попадалось на зуб. А зубы у них стали острыми. Дед сказал, что настает пора мяса, и мне пришлось каждый день ходить в село за молоком, чтобы смешивать мелкорубленое мясо с продуктом, к которому волчата привыкли. Рассказ о наличии коровы у деда оказался блефом чистой воды – он хотел заставить нас заготавливать сено для наших же лошадей. В конце двух десятин при помощи магии сушили траву, утепляли землянку, крепили глину на печке, обрабатывали бревна, даже землю трамбовали. На воздушные удары Савлентия сбегались посмотреть все. Мы успели закончить основные работы. Эль даже при помощи магии успел вырастить плетеную беседку посередине двора, и она на остаток теплого сезона стала любимым местом распития отвара, и не только.
Мокрый сезон полностью оправдывал свое название: через день, а то и по три дня подряд шли дожди. Никто не выходил из дома. Вернее, никто, кроме меня, Малика и Храма. Храм с удовольствием попивал отвар по утрам, пока мы с Маликом отбивали капли дождя мечами. Дед днем занимался раной Солда и искрой Лекама, ему в этом деле помогала Софья. Остальные были заражены игрой в камешки, которая пришла мне в голову, когда начались дожди. Игра интересная – мы передвигали по диагонали белые и черные камешки по такой же черно-белой площадке, выжженной магией на столе. Изначально площадка была нарисована на столе чердака углем, но после того как в игру привлекли Малика, он магией выжег поле на кухонном столе.
В один из сухих вечеров я, вернувшись пораньше из села с молоком (волчатам на три дня должно хватить благодаря замораживающему амулету Малика), вышел на эльфийский танец с мечом, которому меня научил отец. Поскольку вечер был теплым, в беседке, пока я выводил пируэты, собрались все – выпить отвара. По окончании танца я оказался в центре внимания, отец и эльф явно смотрели одобрительно, остальные заинтересованно – все-таки развлечение, а дед пристально вглядывался. По окончании упражнения он спросил: