Там же лежали фотографии с места эксперимента: отрезанный кусок стены, косо срезанная кирпичная труба, на которой отчетливо были видны капли стекшего вниз и застывшего камня. А вот эту он вчера просмотрел. На кусочке картона изобразилась какая-то металлическая труба с путаницей тросов. Сталин перевернул фото. На оборотной стороне четким писарским почерком было выведено: «Часть мачты парохода «Пингвин», случайно оказавшегося в створе действия луча установки на расстоянии 22 километров от места проведения эксперимента». Вот откуда мачта тут. Все ясно. 22 километра. Это ведь не предел? Если и вправду «без рассеивания»… Кто знает, что такого там натворил этот луч в Швеции… Генеральный вспомнил о шарообразности Земли и остановил бег фантазии. Нда-а-а-а-а, как удобно было бы, будь Земля плоской. Ну, раз Магеллан оказался прав, то достать до всего остального мира прямо из Ленинграда не получится. Хотя зарекаться определенно не стоит. Генеральный убрал фотографию и вернулся к отчету. «Установка ЛС является развитием идеи и конструкции, уже воплощенной в изделии 37-бис и ставшей новой ступенью в практике применения технологии беспроводной передачи энергии на расстояние».
Может быть, одни советские ученые помогут другим? Сталин улыбнулся. Хорошо, что их много в СССР.
Соединить одно с другим! Четверть века назад они соединили марксизм с рабочим движением, и вот он результат – первое государство рабочих и крестьян – СССР!
Постояв у приоткрытой форточки, Генеральный вернулся к столу. Так что же? Ленинградцы или москвичи? Иоффе или ГИРД?
Отодвинул папку Ленинградской лаборатории, посмотрел на пакет с надписью ГИРД. Тоже ведь вопрос…
Немцы, американцы, австрийцы – все вдруг озаботились ракетами. Ну, с немцами понятно – нет у них другого выхода. Если по мирному соглашению Германия может иметь не более трехсот пушек, то поневоле задумаешься о новых видах вооружения, но американцы… Практичные и не привыкшие бросать свои доллары на ветер американцы вбухивают в свой полигон «Окичоби» десятки тысяч долларов. Что они нашли в ракетах?
«Обо всем самому приходится думать, заботиться, – подумал Сталин, бросая недокуренную папиросу. – Самому принимать решения. Легко было царям – обо всем думали министры и целая армия чиновников, а мне вот приходится самому…»
Звонком вызвав Поскребышева, приказал:
– Пригласите, товарища Цандера…
…Этот кабинет ученый уже видел на фотографии в «Правде».
И этот стол, и лампу с зеленым абажуром и даже это самое кресло, в котором сидел. Видел, но никак не предполагал, что оно настолько неудобно.
Широкое и мягкое, оно, правда, имело один неоспоримый недостаток – быстро встать из него было большой проблемой. Фридрих Артурович догадывался, для чего тут стояло именно оно, а не что-то другое, и чуть улыбнулся. Трудно сказать, как это расценивать. Вряд ли как недоверие – иначе не сидел бы он тут. Скорее как напоминание, чтоб помнил постоянно, с кем говорит, да и на всякий случай – мало ли что может прийти в голову гостю Вождя…
Хозяин сел напротив и жестом пододвинул ему пепельницу.
– Разговор наш, товарищ Цандер, хоть и будет сугубо научным, но при этом, конечно, о бдительности и конфиденциальности забывать не следует. Говорить мы будем о серьезных вещах.
Сталин кончиком трубки постучал по зеленой материи стола и этот едва слышный звук подчеркнул слова. В кремлевских кабинетах об иных вещах не говорили. Фридрих Артурович кивнул, хотя этого и не требовалось. Все и так было понятно.
– Слушаю вас, товарищ Сталин.
– Мне нужно составить собственное мнение о ряде научных вопросов, связанных с…
Он замешкался, подбирая слова. Мундштук выписал в воздухе плавную плоскую восьмерку.
– …с возможностью исследования пространства реактивными приборами. Вы, конечно, читали Циолковского…
Это хоть и звучало как вопрос, но таковым не было. Но это не было и утверждением. Сталин, словно проверяя себя, заглянул в невидимые для Фридриха Артуровича списки, где поименно проставлены были все книги, что лежали у ученого дома и на службе. Ученый не успел ответить. Вождь улыбнулся и сам себя перебил.
– Конечно, читали. Мы тут затеваем большое дело… Я хотел бы знать ваше компетентное мнение о возможных сложностях в его реализации. Что вы скажете?
– Я, товарищ Сталин, не совсем понимаю ваш вопрос… – несколько озадаченно, с запинкой ответил ученый.
– Выражусь точнее. Я бы хотел знать, что думает сегодня мировая и советская наука о возможности освоения человеком околоземного пространства.
Ученый не замешкался с ответом ни на секунду.
– Наука считает это дело крайне перспективным! – осторожно ответил он. – И настойчиво ищет возможность сделать это.
Он замолчал, решая, нужны ли хозяину кабинета подробности. Сталин по-своему понял его заминку.
– Ищет и находит?
– Старается найти…
– Я вижу, что советская наука в вашем лице испытывает в этом плане некоторые затруднения? – проницательно заметил хозяин кабинета, и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Что, по-вашему, нужно советской науке, чтоб преодолеть трудности? Давайте прямо. По-большевистски!
Вождь улыбнулся, а Фридрих Артурович отчего-то вспомнил виденный пару лет назад фильм «Аэлита». Там вопросы завоевания околоземного пространства решались легко, в каком-то сарае. До того просто, что даже завидно становилось. Красноармеец этот еще с гармошкой…
– Много чего, товарищ Сталин. Например, те ракеты, что я знаю, нельзя запустить просто из сарая…
Подумав, что и сам Сталин, раз уж интересуется этим делом, мог посмотреть фильм, добавил:
– Наши кинохудожники несколько приуменьшают трудности, связанные с запуском ракеты…
– Да, конечно, у некоторых писателей есть желание упростить…
Вождь вдохнул ароматный дым.
– …но и у некоторых ученых есть свойство…
Сталин улыбнулся, показывая, что имеет в виду именно этих абстрактных «некоторых», а не конкретного присутствующего в кабинете ученого.
– …немного преувеличивать трудности, связанные с этим.
Мягкий грузинский акцент просто не позволял принять эти слова как упрек. Скорее это было началом хорошего тоста. Ученый прижал руку к груди, словно они сидели за праздничным столом и ему предстояло говорить ответное слово.
– Поверьте, товарищ Сталин. Я не преувеличиваю и не приуменьшаю. Я говорю о том, что мне известно, и опираюсь при этом на работы такого признанного авторитета, как Циолковский… Собственно главное – сама ракета… Нужны лучшие двигатели, более эффективное горючее. Средства для опытов.
– А что самое главное?
Сталин одобрительно улыбнулся, махнул рукой, показывая ученому, чтоб продолжал.
– По моему мнению, завоевание околоземного пространства невозможно без хороших ракет.
Сталин осторожно качнул трубкой. Завиток дыма закрутился расплывающейся кривой, расплылся, словно акварель в воде.
– А что, бывают и плохие ракеты?
– К сожалению, да.
– А что такое, по-вашему, «хорошая» ракета?
– Хорошая ракета это устройство, которое способно поднять на высоту 100–150 километров полезную массу в три-четыре раза больше собственной.
– А сейчас?
– Сейчас в лучшем случае половину, а чаще всего не больше трети. Да и высота полета…
Он пожал плечами, словно извинялся за плохие ракеты.
– А это в принципе возможно? – продолжил разговор Сталин. – Построить ракету, которая сможет поднять над землей груз, скажем, в тысячу пудов?
– Теоретически да. Насколько я знаю, американцы в Окичоби…
Уверенности в его голосе не было. Сталин слегка нахмурился.
– Если я правильно вас понял, речь может идти только о будущем? А сегодня, сейчас, эта проблема для советской науки неразрешима?
– Впрямую – нет, но существуют обходные пути… Несколько лет назад товарищ Циолковский предложил идею ракетного поезда. К сегодняшнему дню теоретически верное решение можно воплотить на практике, даже с не очень хорошими ракетами.