Ох, — махнула рукой женщина, — Простите меня Григорий. Что-то меня занесло. Прошу. Пусть это останется между нами. И простите старую женщину, что своими речами, возможно, омрачила вам праздник. — Будем надеяться, что женитьбе Николая и Розы быть. Ведь Николай выбрал вас своим свадебным поручителем Григорий. Но я вам об этом не говорила. Позаботьтесь о нем. — Вновь ударила по горлышку бутылки княжна. — За счастье молодых.
— За счастье молодых. — Поднёс я горлышко бутылки к губам и сделал несколько больших глотков, а Худалова осушила фужер залпом.
— Григорий идите к нам! — кричала Роза, махая мне рукой радостно улыбаясь при этом. — Сейчас поедем с горы кататься! Сани уже ждут! Будьте уверены, я вас точно обгоню.
Я шагнул к своим друзьям под последние опадающие искры салюта, смотря в их счастливые безмятежные лица, к которым присоединились Ефим и Дарья. Создавая тем самым словно контраст двух возможных исходов одного события.
Отгремели праздничные дни, и вот я оказался вновь в Николаевской гимназии.
Начались обычные учебные будни, где я посещал уроки, после которых шли негласные занятия, на которых нагрузка как мне показалась, выросла вдвое. Это было сильно заметно по измотанным гимназистам, которых инструктора на своих занятиях стали гонять в хвост и гриву, после чего многие даже не могли нормально покинуть тренировочные залы.
При этом мои занятия с княжной пока не велись, так как после отдыха в усадьбе Негиной пожилая женщина, так и не вернулась пока в стены гимназии.
Выдавшееся мне свободное время, я тратил на собственные тренировки, где закреплял выученные знания, или постигал не изученные техники.
Ночами же перед сном я думал над так и не оставлявшим меня разговором с Худаловой в новогоднюю ночь. Однако как я не размышлял над сложившейся ситуацией вокруг Николая и Розы. Я не мог найти ответа как я могу им помочь, если даже княжна была неуверенна в своих силах.
В такие минуты червь моей беспомощности грыз меня изнутри, то и дело, поднимая историю Дарьи накладывая её на Розу, которая, как и Николай стала моим другом.
А первого февраля прогремела новость, которая стала для всех шоком.
Всем в течение дня пройти в учебную канцелярию и получить направления на несение практики. Данное объявление было как гром средь ясного неба, ведь никто не ожидал, что практика начнётся зимой.
Когда я одним из самых первых попал в учебную часть, то мне вручили бумагу на моё имя, заверенную несколькими печатями.
Также мне выдали небольшую бумажку наподобие почтового извещения, которое гласило, что мне нужно завтра в шесть утра отбыть от центральных ворот гимназии в Петербург, где моей конечной точкой прибытия должен был стать двенадцатый отдел полицейской канцелярии.
Рекомендую книгу Виктора Глебова "Агентство "Эргоном: Последний ассасин". Цикл: Эргоном: https://author.today/work/227879
Аннотация: Моё кредо — эргономичность во всём. Этого требует моя профессия, ведь я — киллер экстра-класса. Вот только не ожидал, что меня подставит контора, на которую я работал пятнадцать лет! А что окажусь в другом мире, где правят аристократические кланы, а окружённый крепостной стеной город атакуют полчища гулей — тем более. Теперь мне, последнему из рода, нужно выжить и овладеть местной магией, ведь вокруг — одни враги, жаждущие моей скорейшей гибели. Но тот, кого прозвали Зодчим смерти, не доставит ублюдкам такого удовольствия!
Глава 20. Закоулки Петербурга, или в преддверии ночи огня.
Я неспешно шёл по оживленной улице Петербурга.
Вот как несколько дней назад я прибыл в распоряжение двенадцатого отдела полицейской канцелярии, где меня переодели в серую зимнюю форму городового низшего оклада, и заявили мне, что я буду выполнять функцию патрульного.
Вот, правда мундир и шинель мне выдали без единого опознавательного знака, а вместе с ней красную повязку на плечо, и бумагу, что я имею право носить эту форму.
Кроме красной повязки дружинника, я получил ещё простецкую саблю. Ну, хоть на этом спасибо.
Потом меня проводили в общежитие при канцелярии, где проживали как студенты, так и приезжие на время службы в Петербурге полицейские.
Комнаты тут больше напоминали казармы на десять коек, чем обычную общагу.
А дальше началась моя практика, которая заключалась в постоянном хождении по городу и предотвращении беспорядков, если таковые имелись.
Однако за три дня моего бесцельного хождения по улицам города, я не участвовал ни в одном конфликте.
Конечно, я ходил ни один. Каждый раз, когда я должен был идти в патруль, меня прикрепляли к городовым, которым я и должен был помогать.
Вот и сейчас я брёл чуть позади трёх городовых низшего оклада, которые по факту были рядовыми.
Время было уже позднее, и всюду горели фонари. Люди, проходящие мимо, с вялым интересом кидали на меня взгляды, и шли дальше по своим делам.
Также за это время я видел в городе гимназистов Николаевской гимназии. Парни из нашего учебного заведения как я понял, также были прикомандированы к другим полицейским отделам, ибо выгладили они, как и я. Но были и такие которые попали в военные части, и сейчас находились в воинских формированиях города, рядом с которыми и патрулировали местность.
И ещё один удивительный факт, который меня поразил, пока я блуждал по огромному городу, был в том, что я видел в рядах полиции девушек. Вот только они были при странных погонах в отличие от нас, не имеющих, каких либо знаков отличия.
Проходя очередную улицу, из дома с большими дверями выскочил мужчина в фартуке, и стал лихорадочно крутить головой, но стоило ему увидеть наш патруль, как его ноги сорвались с места.
— Ваши благородия! — подлетел к нам мужчина за сорок. — Пойдёмте быстрее со мной. Там дебош!
Постовые сразу оживились и быстрым шагом проследовали за мужчиной, как собственно и я, заходя в огромную дверь, за которой начинался холл ресторана, судя по запаху.
Яркие люстры и настенные рожки освещали богатый вестибюль, за которым виднелись многочисленные столы с посетителями.
Мы быстрым шагом прошли к столам и, маневрируя между ними, следовали за мужчиной в фартуке, который вёл нас в самый конец зала, где слышалась пьяная брань и звон бьющейся посуды.
Рядом с круглым столом в углу огромного помещения, размахивая бутылкой, стоял, качаясь из стороны в сторону, полный тучный мужчина с лёгкой залысиной.
Одет дебошир был в подобие фрака, который сейчас был перекручен и небрежен.
Когда постовые вплотную подошли к столу, я встал чуть позади них у ближайшего к мужчине стола.
— Господин хороший, — Обратился один из постовых с шикарными усами и бакенбардами к смутьяну. — Жалоба на вас пришла. Порядок нарушаем.
Тучный мужик развернулся на постового, и из горла хлебнул, как я понял подобие водки.
— Кто тут на меня жалобу настрочил! Я спрашиваю, кто это сделал! Ты?! — указал рукой с бутылкой мужик на столик в полутора метрах от него, за которым сидели двое мужчин среднего возраста. — Я узнаю. — Всё тряс бутылкой, из которой слегка проливалась жидкость. — Я всё узнаю. Только навещу своего близкого друга коллежского советника графа Миловского. А вы можете идти. И без вас тут места мало. — Вновь повернулся он на городовых.
— Не положено. — Ответил ему высокий и худой полицейский.
— Что тебе не положено служивый, — через смешок произнёс заплетающимся языком лысоватый. — Ты хоть знаешь кто я? Я ростовщик Уськин. Мне пол Петербурга должны. Хочешь и дальше в Петербурге патрулировать. Иди улицы топчи постовой городовой. А меня не трож. Худо будет.
— Не положено. — Выдавил из себя высокий постовой.
— Да что ты заладил то! А ну прочь пошли шушера. — Попытался толкнуть в грудь полицейского Уськин, — но тот отбил в сторону его руку, от чего ростовщик пришёл в секундную ярость. — Да как ты смеешь! — взвыл тучный мужчина, и со злости швырнул бутылкой в постового.
Мужчина увернулся, а бутылка полетела дальше, прямо в столик, который стоял в нескольких метрах от эпицентра конфликта.