— Григорий да как можно. — Начала было говорить княжна Райская.
— Так и можно Тамара Викторовна, — перевёл я тяжелый налитый кровью, словно мёртвый взгляд, под стоны приходящего в себя паренька, которого я подлатал минуту назад. — Не чета я им не ровня. Если не сабля моя лихая да кровавая, давно бы указывать, да приказывать полезли. Обычный люд я, простая чадь. Да только жить им больше хочется, чем ко мне с указами лезть.
Усатый вояка, как и княгиня, вытаращили на меня глаза.
— Смилуйся, — первым нашёлся вояка. — Заведёт нас их воля, да под самый монастырь. За зря сгинут буйные головушки.
— Да пойми же ты служивый…. — Начал, было, я говорить, как с дальней стороны улицы шарахнуло так, что камень в разные стороны полетел.
Со свистом вдоль улицы разворотив край дома, пролетело пушечное ядро и, шипя влетело в стену дальнего дома зацепив при этом зазевавшегося парня в скользь по плечу.
Грохот рушащейся стены и дикий крик боли накрыл улицу, а вдали раздались крики и выстрелы.
Не прошло и минуты, как мы увидели с сотню людей с ружьями и саблями наперевес, которые быстро двигались в нашу сторону.
За считанные секунды, словно дикая свора, они заполонили начало нашей улочки, и в этот момент аристократы стали палить всем своим запасом родовых техник погружая мостовую в кромешный стихийный ад.
Вражеский отряд ответил им тем же, подкрепляя свою атаку стрельбой из ружей на бегу, не заботясь о прицеле, в надежде, что шальная пуля найдёт свою мишень.
Я же сорвался с места, и рванул с саблей наперевес на врага, при этом складывая простецкие печати из техник земли, делая небольшие заслоны для валяющихся на земле раненых горожан и прочих.
Словно обезумев от ярости к своим и чужим, я словно волк в овчарне ворвался в толпу врагов и стал рубить их саблей вкладывая в удары неимоверное количество родовой силы, используя при этом смертоносные техники фехтования.
Чуть больше чем за минуту моего боя, земля стала скользкой от крови, растапливая грязный снег, а к моим ногам падали мёртвые тела врагов, которые даже не успевали защититься от моих яростных атак.
Кровь заливала взор, а рукоять сабли скользила в ладони, но я рубил врага в обжигающем жаре огненных взрывов и водных ударов родовых техник, которыми закидывали обезумевшие от страха перед врагом лицеисты.
И когда победа была практически в руках, из тёмной подворотни выскочили солдаты и пошли рубить остатки вражин словно капусту.
Бой кончился, а я под десятки взглядов новых вояк прибывших нам на помощь, устремился к нескольким лицеистам которые, и устроили тут пепелище, не заботясь ни о чём, кроме своей шкуры.
Я шёл вдоль горящих домов и обгорелых тел, и под непонимающие взгляды недавно спасенного отряда, влепил по роже одному из аристократов, от чего тот упал на мостовую.
— Вы что тут устроили нелюди! — зарычал я на сидящего на жопе парня и его дружков, которые шарахнулись от меня в сторону после удара по своему товарищу. — Тут полно тяжелораненых людей, а вы их заживо сожгли черти. Вы своих товарищей убили. Мирных жителей, которых спасти можно было, на смерть обрекли. Вам уродам не объясняли как вести бои в городской черте в вашем царском лицее.
— Да как ты смеешь! — Оскалился на меня высокий светловолосый парень. — Забыл перед кем стоишь ту!
Я перевёл взгляд на говорившего паренька, и он дёрнулся от моего взгляда.
— Да мне наср…
— Оражен! — Огласил улицу суровый грубый голос.
Я резко повернулся на окликнувшего меня, и увидел своего инструктора по военной подготовке.
Михаил Евгеньевич Лапинский, так же как и я был весь в копоти и крови, а в руке он сжимал саблю.
То же самое сделали все, кто был на улице, смотря, как ко мне шёл штабс-капитан со знаками отличия личного царского полка.
Тамара Викторовна, которая всё это время была можно сказать в тылу, смотря то на меня, то на сурового мощного мужчину, который быстро шёл на меня с саблей наперевес, постаралась как можно быстрее подойти ко мне поближе.
— Офицер, — тут же подал голос светловолосый парень. — Усмирите этого холопа. Он зарвался не на шутку.
Михаил кинул косой взгляд на лицеиста, после чего вновь перевёл взгляд на меня.
— Оражен. Доложить обстановку. — Проигнорировал слова аристократа штабс-капитан.
— Иду с северного направления. Конечной точки нет. Зачищаю улицы, стараюсь сократить потери среди горожан. Мой отряд выведен из боевого порядка. Двигаюсь самолично.
— А эти? — Указал он кивком на солдат и аристократов.
— Повстречались при столкновении с врагом на данной местности.— Сухо словно отрапортовал я.
— Капитан! — вновь подал голос один из лицеистов, которые были повинны в убийствах не способных подняться с мостовой раненых горожан и солдат. — Вы намерены с этим что-то делать? Да и нас выводить надо.
Лапинский сурово окинул взглядом сборище, и скривился.
— Разберёмся, — в своей бывалой недовольной манере произнёс Михаил. — Оражен. Бери этих и тех, что за нами плетутся. Организуй отряд и бери над ним управление. Да к Власовской части держи путь. Как доберетесь, сдай их, а дальше на твоё усмотрение.
— Да как можно! — вылез из толпы солдат средних лет мужчина с кудрявой головой. — Вы отдаёте себе отчёт? Где это видано, чтобы школяр безродный, аристократами управлял. Назначьте другого. Или лучше сами нас до укрытия доведите. Вы же царский отряд. Вы должны нас защищать!
— Михаил Евгеньевич, — выдохнул я. — При всём моём уважении это плохая идея. Вы уйдете, а они кто в лес кто по дрова. Не смогу я ими руководить. До беды дойдёт.
— Оражен, за мной. — Развернулся к своему отряду Лапинский, и пошёл к телеге, в которой как я понял, были тяжелораненые.
Я следовал за ним, и когда мы подошли к борту одной из телег, он осмотрел раненых и практически бессознательных военных, после чего сорвал с плеча одного из них погон.
— Вот, — быстро прикрепил он к моему плечу на крепления погон, и хлопнул по нему увесистой ладонью. — С повышением тебя боец. Теперь ты на время войны унтер-офицер. Так что подбери свой зад, и живо выполнять приказ старшего по званию Оражен. — заорал во всю глотку Михаил Евгеньевич. — А кто будет возникать, гони взашей, пусть сами себе путь к спасению пробивают. Теперь только приказ старшего по званию для тебя закон Оражен. Ты на войне солдат.
— Ура! — Заорал усатый служивый, услышав слова штабс-капитана, и его поддержали такими же криками его боевые товарищи и княжна Ройская, поднимая ружья и сабли вверх. Под ошарашенные взгляды детей аристократов и зажиточных горожан и малочисленных гимназистов.
— Выстрел! — Орал я во всю глотку, махая саблей.
Первая Шергина солдат огласила площадь, выстрелами и быстро встала на одно колено, перезаряжая ружья, а над ними сразу начали брать в прицел врагов вторая шеренга солдат.
— Выстрел! — Вновь скомандовал я начало стрельбы, в сторону бегущих на нас врагов с саблями и штыками которых мы застали врасплох.
Второй залп и часть из них валится на мостовую начиная заливать её кровью.
— Огонь с колена и в штыки! Заорал я под третий залп ружей. После чего рванул самый первый в гущу поредевшей толпы неприятелей, а за мной уже с криками устремлялись солдаты, пока легкораненые и не имеющие возможности или желания сражаться люди пытались помочь тем, кто валялся на этой площади и молил о помощи.
— Бей! Дави врага! За веру! За отряд! За царя! — Разносились крики по площади из уст моих новоиспечённых подчиненных, которые с яростью демонов безжалостно рубили и кололи недругов, следуя за мной. Уподобляясь моей жестокости к врагу на поле боя, от которой вот уже пару стычек подряд враг под конец боёв содрогался и пускался в бегство.
— Ура! — разносились радостные крики десятков простых служивых, которые стояли над телами поверженных врагов, не понеся ни единой потери в этом бою.
— Занять оборону! Перезаряжайте ружья, — заорал я, стоя у тел обезглавленных врагов. — Не расслабляться! Кому нечем заняться помогайте раненым, и грузите их в повозки, если таковое требуется. Десять минут, и выдвигаемся дальше.