— Живым, — на всякий случай уточнил мальчишка.
— Хорошо.
— Ты согласен?! — он даже дернулся, то ли от удивления, то ли от радости.
— Да.
— И договор? — парень протянул руку. Миха осторожно принял, сжал такую хрупкую с виду ладонь.
— Договор, — сказал он.
И когда пальцы пронзила острая боль, понял, что поторопился.
— Контракт заключен, — мальчишка погановато улыбнулся. — Так что неси меня!
— Чего? — Миха потряс рукой, раздумывая, чем это, неосторожно данное — а ведь стоило бы подумать, что мир нынешний магией пропитан — слово обернуться может.
— Ты обещал доставит меня домой!
И снова этот победный взгляд.
Подумалось, что не зря Миха детей не любил. Подрастая, они, может, и перестают орать, но вместе с тем превращаются в редкостных засранцев.
Миха рывком поднял нанимателя на ноги.
— Что ты творишь! — взвизгнул тот.
И отвесил пинка.
Что сказать, к пинкам местные бароны приучены не были. С другой стороны, тщательнее надо клятвы продумывать, тщательнее.
Глава 23
Девочка была еще слаба, но уже сидела и даже гладила огромного леопарда, который, вытянувшись на шкурах, блаженно щурился. Время от времени леопард зевал, и тогда девочка пыталась потрогать длинные блестящие клыки.
Ирграм вздрогнул и отвел взгляд.
— Твой человек говорит, что угроза жизни миновала, — Император сидел на полу, скрестив ноги, и наблюдал, что за девочкой, что за зверем.
Впрочем, обманываться не стоило. Следили и за Ирграмом.
— И что спасти её удалось лишь благодаря тебе.
Ирграм молча поклонился.
— Я этого не забуду, — в желтых глазах мелькнула тень ярости. — Как и иной твоей помощи.
— Я сделал, что мог.
— Но мог бы и не делать.
Это не было вопросом, но Ирграм вновь поклонился.
А девочка дернула зверя за усы, леопард заворчал и мазнул широким розовым языком по щеке, и тут уже девочка попыталась оттолкнуть тяжелую голову.
— Это не опасно? — осторожно поинтересовался Ирграм.
— Зверь знает, — Император улыбнулся. Маска его, скрывавшая верхнюю часть лица, осталась неподвижна, но в глазах улыбка отразилась. — Когда-то давно сотворенные предками корабли шли через кипящее море. А оно, принимая огонь неба, само загоралось. И тот, кто дал начало моему роду, поймал падающую звезду. Сила её была столь велика, что тело человеческое оказалось не способно вместить её. И по воле богов тело изменилось. Мой предок принял дар неба. И передал его своим детям. Нет под солнцем этого мира зверя, который бы причинил вред его крови.
Только вот девочка, с радостным писком повисшая на шее леопарда, не принадлежала правящему роду.
— Я помню, — Император дотянулся до хвоста и дернул за него. — Но взгляни. Она меняется. И все же остается прежней. Твое заклятье дало ей эхо той силы.
Она и вправду изменилась. Не сильно.
Или же просто Ирграм все еще плохо различает мешеков, особенно детей? Но лоб будто бы стал уже, а глаза чуть раздвинулись. Сузился подбородок. И само личико сделалось треугольным.
— Когда сходство исчезнет? — поинтересовался Император.
— Не знаю. Возможно, что никогда. Заклятье «Зеркала» сложное. И никогда прежде оно не отменялось.
Теперь в глазах читается вопрос.
— Сотворенное Отражение или Отражения, но это совсем уж редко случалось, когда опасность была особенно велика, взрослели вместе с тем, чью кровь и силу они приняли. Отражения росли. Изменялись. И жили. Какое-то время.
— Долго?
— Известен случай, когда Отражение просуществовало более трех десятков лет. Однако описан он весьма расплывчато.
— А те, которые погибали раньше? От чего?
— Когда как. Порой они становились жертвами убийц, исполняя таким образом свое предназначение. А порой создатели… избавлялись от ненужного.
Губа Императора дрогнула, и на миг вновь показалось, что это не человек, надевший маску зверя, но наоборот, зверь, который притворился человеком.
— Как бы там ни было, но никто не пытался отменить заклятье. Или, скорее уж, если и пытался, то не оставил записей, — поспешил добавить Ирграм. — Здесь же, вероятно, произошло наложение. И заклятье Зеркала, и проклятье Черной крови, и другое, которое было использовано в покоях, представляют собой весьма сложные тонкие структуры. И результат их столкновения мне сложно предсказать.
Он выдохнул.
— Скоро в город прибудет дочь моего господина, Миара из рода Ульграх. Она, будучи юна годами, меж тем весьма одарена. И я не встречал целителя, более умелого. Возможно, она сумеет сказать точнее, что произошло и как скоро дитя вернет себе истинный облик.
— Хорошо.
Император смежил веки, раздумывая.
— А ты как думаешь? — поинтересовался он, отмахнувшись от зверя, что попытался поймать лапами руку.
— Я? — мелькнула мысль, что дома мнением Ирграма интересовались куда как реже.
Нехорошая мысль.
Неправильная.
Ирграм поспешно задавил её.
— Боюсь, что никогда. Она перестала быть Отражением в полной мере, однако и связь её с вашей дочерью не оборвалась. Возможно, и к лучшему.
— Почему?
— Известны случаи, когда погибал тот, с кого создавались Отражения. Следом уходили и они. Месяц или два, и они гасли. Даже тогда, когда в них была великая нужда.
Ирграм замолчал.
Не рассказывать же о великой смуте, которая приключилась, когда угасла нить тринадцатого из числа Великих родов?
— Значит, моя дочь жива, — Император чуть склонил голову.
А ведь он и без того знал. И потому сдерживал ярость, что клокотала внутри.
Пока еще сдерживал.
— Что ж. Я буду рад встретить дочь твоего господина. Ей окажут должный прием.
Император поднялся, и девочка замерла, уставившись на него темными, почти черными глазами. На коже её еще остались пятна, но со временем они побледнеют, а то и вовсе затянутся.
— Иди сюда, — ласково произнес он. — Пора кушать. И отдыхать.
Она потянулась, доверчиво обвив шею самого жуткого человека, которого Ирграму приходилось встречать. Но ребенок приник, тихо вздохнул и улыбнулся, ласково, счастливо.
А ведь господин избавился бы от ненужного Отражения.
Слишком уж они непредсказуемы.
Слишком опасны.
Почему теперь это казалось неправильным?
У покоев Императора Ирграма ждали, и уже знакомый жрец приветствовал мага поклоном. Коротким, но довольно глубоким.
— Верховный желает беседовать с вами, — сказали ему.
— Буду счастлив.
Ирграм тайком смахнул пот. Опять он. Слабое тело. Рыхлое. И здесь, в городе, где телесная крепость являлась важнейшим достоинством, он чувствовал себя особенно слабым. И даже больным.
Жрец ступал неспешно, явно подстраиваясь под шаг Ирграма. И в этом вновь же виделся призрак если не уважения, то чего-то вроде.
Нужности?
Он им необходим. И мешеки начали это понимать.
— Он весьма доволен, — жрец заговорил первым.
Он вывел в узкий коридор, отличный от прочих. Коридор был темен и тесен, и похоже, создавался для слуг. Но ныне в нем было пусто.
— Император?
— Император тоже доволен.
— Я не понимаю, — Ирграм решился. В конце концов, он не скажет ничего, что могло бы быть истолковано превратно. — У моего господина есть дети. И утрата любого, даже не самого ценного из числа отпрысков, привела бы его в ярость.
— Все дети одинаково ценны, — сказал жрец с легким упреком.
— Но это дитя, она ведь не дочь!
— Дочь. Когда девочке стало легче настолько, чтобы она могла понимать происходящее, Император представил её богам и духам рода. Духи приняли новое дитя.
— То есть, она теперь тоже наследница?
— Не совсем. Она наследует имя и положение, но не истинную силу рода, — жрец коснулся стены, и та поддалась под его рукой. Лестница, что вела вниз, показалась крутой и бесконечной. В лицо пыхнуло жаром факелов, что горели здесь, и тяжелым застоявшимся воздухом. — Однако лучше, если все объяснит тот, кто умеет беседовать с магами.