— Если это корабль сатаны, то не вернется.
— Именно…
Коллони спрятал лицо в ладонях. Пальцы дрожали, хотя он изо всех сил пытался овладеть собой.
Радивилл нахмурил брови.
— Успокойся. Все это не так трагично…
Коллони истерически захохотал.
Архангел встал и подошел к панорамному окну.
Сверкали вспышки защитного поля, окружающего здание — это лихачи, переведя свои страты на ручное управление, чуть ли не впритирку проносились рядом с трехкилометровым колоссом. Над ближайшим космопортом распарывали тьму навигационные лазеры, когда очередной чудовищный корабль взмывал вверх, нагло выхватывая из тисков гравитации миллионы тонн. Длинные, похожие на гусениц, транспортники со сверхзвуковой скоростью неслись в фиолетовых желобах антигравитационных туннелей. Гигантские, неотразимо прекрасные воздушные лилии медленно плыли внизу, над самой землей, заслоняя от людской суеты подаренную природе поверхность планеты.
— Я тебя понимаю, — тихо и спокойно сказал Радивилл. — Это ужасно. Мы тысячелетиями сколачиваем великие империи, миллиарды людей живут в достатке и спокойствии и хотят жить так дальше. Они знают, что от сатаны защищаем их мы. И вдруг… мы оказываемся бессильными. Тут уж ничего не поделаешь. Спасутся лишь те, которые жили в ладах с совестью. Может, это и эгоизм, но мы ведь останемся… мы ведь живем по совести…
Коллони покачал головой — вяло, будто лишившись всех своих сил.
Они ждали: застывший в кресле Коллони и всемогущий архангел, угрюмо вглядывавшийся в зарево ночного города. Золотая Галера мчалась к Земле, собирая по пути жниво смерти с Мальд и Катио, с Джонаст-4, с Раттона и Бедтана…
Пробило шесть и сменились цифры на ногтях. Лежавший на столе перстень лопнул с сухим треском. Уже и в Солнечной системе души расставались с телами, возносились в небо, захваченные врасплох…
«…миллиарды душ людей, полагавших, что живут праведно, прикованы будут безмерной тяжестью их зла к золотым веслам…»
И остался только крик сатаны, громыхание бубнов, скрип весел…
— Раз… два… Раз… два…
Тело Коллони мягко сползло на пол. Его остекленевшие глаза мертво смотрели в сияние над городом, в огромное восходящее солнце.
Радивилл открыл рот, собираясь восславить Господа, но губы его сомкнулись, руки судорожно сжались на подлокотниках кресла, и душа отрешилась от тела.
Анджей Сапковский
Меньшее зло
Как обычно, первыми на него обратили внимание коты и дети. Полосатый котяра, дремавший на согретой солнцем поленнице, поднял круглую голову, прижал уши, фыркнул и удрал в крапиву. Трехлетний Драгомир, сын рыбака Тригли, старательно возившийся в грязи у порога хибары, вытаращил слезящиеся глаза на проезжающего всадника и завизжал.
Ведьмак ехал медленно, не обгоняя мешавший воз с сеном. За ним, вытягивая шею, то и дело сильно натягивая веревку, привязанную к луке седла, трусил навьюченный осел. Кроме обычных вьюков, длинноухий тащил на хребте громоздкую тушу, замотанную в мешковину. Серо-белый бок осла покрывали черные полосы засохшей крови.
Воз наконец свернул в боковую улочку, ведущую к складам с зерном и пристани. Легкий ветерок нес оттуда запахи смолы и бычьей мочи. Геральт пришпорил коня. Он не обращал внимания на сдавленный крик торговки овощами, уставившейся на лапу с длинными когтями, высунувшуюся из-под мешковины и дергавшуюся в такт шагам ослика. Не обернулся и на растущую толпу, тянувшуюся за ним с тихим гомоном.
Перед домом старосты, как всегда, было много повозок. Геральт спрыгнул с седла, поправил висящий на спине меч и перебросил узду через коновязь. Толпа, спешившая следом, образовала возле ослика полукруг.
Крики старосты было слышно уже перед дверью.
— Нельзя, говорю! Нельзя, сучий потрох! Ты что, придурок, по-людски не понимаешь?
Геральт вошел. Перед невысоким, пузатым, покрасневшим от гнева старостой стоял селянин, держа за шею дергавшегося гуся.
— Чего… О, боги! Это ты, Геральт? Или у меня что-то с глазами? — и вновь обращаясь к селянину. — А ну забирай это, хамлюга! Ты что, оглох?
— Дык говорили, — бормотал деревенщина, косясь на гуся, — што надыть сунуть-то благородному чего-нибудь, а иначе…
— Кто говорил? — взвизгнул староста. — Кто? Так я что, взятки беру? Не позволю, говорю! Вон, говорю! Привет, Геральт!