Иегова? Адонис? Озирис? Таммуз? Маниту? Лахба?
Где она?
Я поскользнулся.
Камни сыпались из-под ног, руками я цеплялся за край скалы. Пальцы замерзли. Как трудно держаться!
Я посмотрел вниз.
Около двенадцати футов. Разжав руки, я упал и покатился.
И услышал ее крик.
Я лежал, не двигаясь, и смотрел вверх.
Она звала из ночи:
— Гэллинджер!
Я лежал неподвижно.
— Гэллинджер!
Я слышал шорох камней и знал, что она спускается по какой-то тропе справа от меня.
Я вскочил и спрятался в тени.
Она вышла из-за скалы и неуверенно пошла вперед.
— Гэллинджер?
Я вышел из тени и схватил ее за плечо.
— Бракса!
Она вскрикнула, потом заплакала и попыталась уйти. Я впервые видел, как она плачет.
— Почему? — спросил я.
Но она лишь прижималась ко мне и всхлипывала.
Наконец:
— Я думала, ты разбился.
— Может, я бы так и поступил. Почему ты оставила Тиреллиан и меня?
— Разве М'Квайе не сказала тебе? Ты не догадался?
— Я не догадался, а М'Квайе сказала, что не знает.
— Значит, она солгала. Она знает.
— Что? Что она знает?
Бракса дрожала и ничего не ответила. Неожиданно я понял, что на ней только прозрачный плащ танцовщицы. Я снял куртку и набросил на ее плечи.
— Великий Маллан! — воскликнул я. — Ты замерзнешь насмерть!
— Нет.
Я вынул контейнер с розой.
— Что это? — спросила она.
— Роза. Ты не разглядишь ее в темноте. Я когда-то сравнил тебя с ней. Помнишь?
— Д-да. Можно, я ее понесу?
— Конечно!
Я сунул розу обратно в карман куртки.
— Ну, я по-прежнему жду объяснения.
— Ты на самом деле ничего не понимаешь?
— Нет!
— Когда пришли дожди, — сказала она, — наши мужчины, очевидно, были стерилизованы, но на мне это не сказалось…
— О!
Мы стояли, и я думал.
— Но почему же ты бежала? Разве на Марсе беременность запрещена? Тамур ошибся. Твой народ может ожить.
Она рассмеялась. Снова безумный Паганини заиграл на скрипке.
Я остановил ее, прежде чем смех перешел в истерику.
— Как? — спросила она наконец, растирая щеку.
— Вы живете дольше нас. Если наш ребенок будет нормальным, значит, наши расы могут дать потомство. У вас должны были сохраниться и другие женщины, способные к деторождению. Почему бы и нет?
— Ты читал книгу Локара, — сказала она, — и еще спрашиваешь меня… Решено было умереть. Всем. Но и задолго до общего решения последователи Локара знали… Они решили давным-давно. «Мы сделали все, — говорили они, — мы видели все, мы слышали и чувствовали все. Танец был хорош. Пусть он кончится».
— Ты не можешь верить в эту чепуху!
— Неважно, во что я верю, — ответила она. — М'Квайе и матери решили, что мы должны умереть. Сам их титул сейчас насмешка, но отступать от своего они не желают. Осталось исполниться лишь одному пророчеству, но оно ошибочно. Мы умрем.
— Нет, — возразил я.
— Почему «нет»?
— Летим со мной на Землю!
— Нет.
— Тогда идем со мной сейчас!
— Куда?
— В Тиреллиан, я хочу поговорить с матерями.
— Ты не сможешь. Сегодня ночью церемония.
Я расхохотался.
— Церемония в честь бога, который низверг вас во прах?
— Он по-прежнему Маллан, — ответила она. — А мы по-прежнему его люди.
— Вы отлично сговорились бы с моим отцом, — усмехнулся я. — Я иду, и ты пойдешь со мной, даже если мне придется нести тебя. Я сильнее и больше тебя.
— Но ты не больше Онтро.
— Во имя дьявола, кто этот Онтро?
— Он остановит тебя, Гэллинджер. Он кулак Маллана.
Я затормозил джипстер перед единственным входом, который знал, — входом к М'Квайе. Бракса поднесла розу к свету лампы.
Она молчала, на лице ее застыло отрешенное выражение, как у мадонны, баюкающей младенца.
— Они сейчас в храме?
Выражение мадонны не изменилось. Я повторил вопрос. Она шевельнулась.
— Да, — сказала она с удивлением, — но ты не сможешь войти.
— Посмотрим.
Она двигалась, как в трансе. Глаза ее в свете восходящей луны смотрели в пустоту, как в тот день, когда я впервые увидел ее танцующей. Я щелкнул пальцами. Она не отреагировала.
Распахнув дверь, я пропустил Браксу. В комнате царил полумрак. Она закричала в третий раз за этот вечер:
— Не причиняй ему вреда, Онтро! Это Гэллинджер!
До сих пор я никогда не видел марсиан-мужчин, только женщин. Поэтому не знал, является он уродом или нет, хотя сильно подозревал, что является. Я смотрел на него снизу вверх. Его полуобнаженное тело покрывали уродливые пятна и какие-то узелки. Явно гормональная недостаточность.