Валдай вздохнул и ответил:
— Вообще-то у нас не принято рассказывать душам о цвете их статуса — все три дня они пребывают в неведении и смутных догадках на этот счет, — но вам скажу честно: ваш настолько далек от белого, что о рае можно забыть сразу. Никакие комиссии не вытянут.
Сейчас Соснин сильно пожалел, что не переводил бабушек через дорогу на зеленый свет. Но тут же ему подумалось, что вряд ли обошлось бы одними бабушками. Значит, у него вправду один выход: брать быка за рога и выяснить, кто выпотрошил душу из оболочки. В том, что это было не самостоятельное ее решение, он был уверен на все сто, но пока не собирался трепать об этом каждому встречному.
— Ну, ребята, вы и мертвого уговорите, — сказал сыщик, поднявшись со стула. — Мне бы с вашими жильцами пообщаться. И с поваром.
— А с Гришей-то зачем? — удивился Валдай.
— Вы меня сюда зачем пригласили? Вопросы задавать? Теперь это моя прерогатива. И если я говорю что-то сделать — значит, это в интересах следствия, и сделано быть должно без вопросов. Когда я могу поговорить с… душами?
— После ужина, — Валдай посмотрел на наручные часы, — который состоится через пятнадцать минут.
— Душевные беседы за трапезой, — не без сарказма покивал Соснин.
— Что-то вроде.
Но душевных бесед не получилось. Борис распорядился, чтобы гости коллектора явились в столовую по одному, в сопровождении Мирона. Велел ему, в случае вопросов, отвечать, мол, по приказанию администратора.
Когда души приходили, Валдай, стоя с Сосниным в сторонке, тихо представлял их Борису, давая краткую характеристику. Оказалось, что у душ нет фамилий — есть только имена и специальности на момент смерти. Пришедшие молчком садились на свои привычные места и с нескрываемым любопытством поглядывали на незнакомца рядом с управляющим.
К удивлению Валдая и Мирона, последними Борис почему-то распорядился привести женщин. Только когда все были в сборе, включая повара, Валдай взял слово, сообщил о постигшей коллектор трагедии и познакомил всех с Борей.
Соснин внимательно следил за реакцией присутствующих.
Долговязый светловолосый тип в джинсовом костюме, представленный как журналист Виталий, спросил:
— Теперь вы будете засыпать нас пачками вопросов?
— Обязательно, — подтвердил Соснин, садясь к столу.
— Исходя из того, что нас привели по одному чуть ли не под конвоем, вы считаете, что к исчезновению души причастен кто-то из нас?
Что тут скажешь? Проницательный журналюга.
— Да, — без обиняков сказал Соснин. — Но вопросы задаю все-таки я. И только после ужина. Подумайте хорошенько. Отвечать нужно четко и правдиво. Это вам непременно зачтется. — Глянув на Валдая, кивнул: — У меня все.
Тот подал знак повару, и Гриша приступил к своим обязанностям.
Как и предполагалось, ужин прошел вяло, без разговоров. Соснин почти не притронулся к еде. Аппетита не было, и хотелось хорошенько рассмотреть потенциальных душегубов. В особенности он разглядывал женщин: сидевшую справа Аделаиду, возрастом под полтинник, биофизика и — что очень интересно — жену Марка, а также Клару, молодую студентку университета изобразительных искусств.
Первая старательно не обращала на соседа никакого внимания, отстраненно глядя в тарелку. Причины вполне ясны: они с мужем погибли в авиакатастрофе, проводили вместе в коллекторе последние часы перед вердиктом, и тут вдруг такая новость… А вот Клара, наоборот, часто бросала на Бориса взгляды, в которых не было ни любопытства, ни кокетства, а читалось нечто сродни испугу. С чего бы?
Мужской коллектив оставил сыщика без внимания. Каждый ушел в свои мысли. Внезапное происшествие относилось к разряду неординарных для Томесто — было, о чем подумать. А если убийцей был один из них, в первую очередь стоило подумать о том, что врать свалившемуся, как снег на голову, ищейке.
Задачу усложняло то, что одна из душ, Демьян, умерла киллером. Казалось бы, подозреваемый номер один, но интуиция Соснина подсказывала, что он не виноват. Все же опрос Боря собирался начать именно с него.
Также особого внимания заслуживал паренек со странноватым поведением: Клим, больная душа. Или душевнобольной. Но Валдай сказал, что неправильно так говорить. Душевнобольной — тот, у кого есть тело. А тут — просто нездоровая душа. Все равно что в реале назвать африканца негром. Клим корчил рожи, что-то бубнил под нос, а иногда искоса поглядывал на Аделаиду.
Журналист Виталий и французский искусствовед Жером спокойно кушали, привыкшие к выходкам соседа по столу. Соснин удивился — что делает француз в русском коллекторе. Выяснилось, что на территории какого государства умер, в такой коллектор и попадаешь.