— Ни в коем случае! Но здесь, среди людей, ей тоже ни в коем случае нельзя оставаться.
Еще в тот же самый день колдунья забрала меня к себе, говоря, что было бы лучше, чтобы мать вообще не знала, где я нахожусь. Таким образом она спасла жизнь не только мне, но и всей деревушке. Самой же ей не повезло. Когда она через пару дней прижала меня к себе, маленькими, но острыми коготками я перервала ее шейную артерию. Это была моя единственная жертва, о которой я впоследствии жалела.
Эта женщина понимала одно: отдать меня отцу значило лишь то, что я стану такой же как он. Зверем с какой-то капелькой людских чувств, обреченным на скорую смерть от его же руки. Вместо этого я очутилась в женском ордене забытой богини. Небольшое число воспитанниц становилось жрицами, большинство же отправлялось в мир. Все мы были в ордене с самого рождения и не знали, откуда родом. За исключением меня. Чуть ли с первого своего дня я понимала человеческий язык и большинство тех вещей, о которых ребенок узнает лишь через несколько лет. Память у меня была отменная. К сожалению, меня связывали ограничения, свойственные каждому людскому ребенку. Я не умела ни ходить, ни говорить, но училась быстрее, чем все мои ровесницы.
Через пять лет меня можно было принять за хорошо развитую семилетнюю девочку. И вот тогда-то я и узнала, чему же по-настоящему учат в ордене.
Нас готовили к бою. Какому угодно. От нас ожидали прекрасной физической подготовки и концентрации жизненной силы. И все это было связано с многими часами медитации и тренировок.
Важны были и умственные способности. Нас всех учили по древним книгам, написанным различными стародавними языками. Мы знакомились с травами и медицинскими знаниями. Сестры, одаренные способностью пользования Силой, брали дополнительные уроки у старой волшебницы. Нам приходилось научиться контролировать нашими реакциями и управлять способностями.
Помню, волшебница была удивлена родом спящей во мне силы. Ее нельзя было поместить только лишь в голове или руках. Казалось, она истекает из всего тела. Учительница прекрасно знала, кто мой отец, но ведь я могла оказаться по матери и совершеннейшей дурой. Сама же я о своих способностях узнала совершенно случайно, когда, желая утром смыться на озеро, подняла с земли клубы такого тумана, что сквозь него не увидишь и на метр.
Когда мне уже исполнилось шестнадцать, я посчитала, что умею уже достаточно, и попросила разрешения оставить монастырь. Разрешить мне разрешили, но с одним условием.
— Ты слишком самоуверенна, дитя мое, — сказала мне мать настоятельница. — Мы тебя слегка подправим в этом. Пойдешь учиться к Трагхарту.
— А это кто еще такой? — спросила я, хотя и так прекрасно знала.
— Это волшебник, пустынник, живущий на самом краю света. Он давно уже просил прислать кого-нибудь, чтобы помогал ему готовить пищу и экспериментировать. К сожалению, он уже немолод. Там ты быстро поймешь, как на самом деле мало ты знаешь и умеешь.
Говоря это, мать настоятельница вызвала пространственный тоннель и, сунув мне в руку маленький сверток и лист пергамента, толкнула в него без единого слова прощания.
Трагхарт и вправду был стариком, но, увидав меня, помолодел лет на двести. Понятное дело, он и не собирался меня чему-либо учить. Ему нужна была самая обычная кухарка, только из того ничего не вышло, потому что я терпеть не могу готовить. У меня были совершенно другие планы.
Мне было известно, что в качестве «девственного существа» никогда доступа к полноте своих сил не достигну. Это было первой проблемой, которую я могла решить, сотрудничая с Трагхардом. Чтобы не мучить своих глаз гипнозом, я только парочку раз прошлась под его окошком в то время, когда моя единственная одежка сушилась на веревке. Тоже мне отшельник! Вел он себя так, будто несколько сотен лет не видел женщин! Да, с каждым днем он молодел, но и, вместе с тем, худел. Что ж, мой организм тоже требовал дополнительного питания после стольких лет монастырской диеты. Теперь я расцветала, а он, пусть даже становящийся все моложе и, надо признать, все пристойнее, терял силы. Он так до конца и не понимал, что же происходит. В один прекрасный день оказалось, что солнце ему вредно, и он остался в постели. Вечерком уже был здоровым как огурчик. Целый год он учил меня всему тому, что знал сам, хотя и не по своей воле. Когда же я посчитала, что знаю достаточно, то закопала его на рассвете под кустиком можжевельника. Это уже по-настоящему заставило его уйти на отдых.
По окончанию теоретического обучения я переслала свои поздравления матери настоятельнице. При виде моего подарка у нее, вроде бы, ум зашел за разум. Это был исключительно красивый экземплярчик «псевдо-тарантула», то есть черного мохнатого паучка с человеческой головой. И понятное дело, что лицо у него было ее собственным.