— Ну ладно, долго ты еще так будешь?
Ответа ноль. Я сам пожал плечами, попробовал переложить очередной снимок. Одной рукой как-то не удавалось, так что отставил пиво, на сей раз на лавку — банка как раз помещалась в щель между досками, и ее можно было поставить на бетонном литье. Я переложил фотографию и…
— Ну, курва, только без пиздежа! — воскликнул я с изумлением. — Ты это видел?
Эти слова наконец-то разбудили Червяка. Видя, как он выпрямляется, глядит сначала на меня, затем протягивает руку за снимком, я открыл у себя новый талант и способ воздействия на Червяка. Любопытство в качестве естественного антидепрессанта. Если бы я сдал вступительные на психологию, сейчас мог бы написать об этом магистерскую работу…
Парень, делящий со мной комнату в общаге, глянул на фотку, перевернул и глянул на подпись снизу. Потом снова на фотку, и на меня.
— А я и не знал, что они были знакомы, — сказал он. — То есть, дядька когда-то учился в Кракове, но…
— …никогда не упоминал, что в студенческие времена играл в мяч с римским папой?!
— Тогда ведь это еще не был папа.
Я только махнул рукой — нечего тут мне бухтеть. Папа — оно ведь, курва, всегда папа, разве нет?
А тот, на снимке, стоял улыбаясь, скрестив ноги, в майке и трусах. Одну руку он опирал на бедро, а вторую перевесил через плечо дяди-путешественника. В отличие от коллеги, он не скалился в объектив, а таинственно так улыбался, будто кинозвезда.
Я взял новый снимок, и снова тот же дуэт, на сей раз на общей фотографии. Пара десятков молодых парней, выстроенных словно футбольная команда для спонсорского календаря; папа и дядька самые старшие.
— По-видимому они были неплохими дружбанами, — заявил я.
— Должно быть, так оно и было. — Червяк забрал у меня фотографии, глянул на них мельком и сунул себе в карман. — Попробую их где-нибудь продать, быть может, получится пара грошей.
— Ты хочешь продать семейные фотографии? — удивился я. — И кто у тебя их купит?
— Есть у меня дружок в Вадовицах[26]. Попрошу его заскочить в папский музей и спросить, не купят ли.
Я только покачал головой, отпил пива и метнул банку в мусорную корзину. Теплое сделалось, блин…
— Делай, как хочешь, — сказал я, поднимаясь с места. — А я бы оставил себе. Знаешь, семейные связи с Папой…
Червяк только поднял голову и печально усмехнулся.
— Что, бабы на это летят, что ли? У моих ног будут целые женские ордена, достаточно будет шевельнуть пальцем.
— Именно так, Червяк, — вздохнул я. — Ежели чего, так я буду в комнате.
Как только в голосе Червяка пробивался сарказм, нужно было смываться.
Есть еще кое-что, что вам следовало бы знать обо мне и моем приятеле по комнате в общаге. Было время, когда мы и вправду сильно действовали друг другу на нервы. Сегодня мы над этим смеемся, рассказываем своим знакомым будто анекдоты, но вот тогда, а это было не так уж и давно, по-настоящему хотели прибить один другого. Ну, когда, к примеру, Червяк приходил с женщиной, а я не понимал тонких намеков и продолжал сидеть на кровати с книжкой, или… Вот, расскажу вам один случай.
Было время, когда мой приятель много выступал. Это имело свои плюсы, потому что, благодаря этому, комната на весь вечер оставалась в моем распоряжении, но тут же имелась и не столь яркая сторона медали. Возвращался он, как правило, около трех, а то и четырех — в полнейшем ауте — и начинал стелить кровать.
БА-БАХ, и крышка билась об стену. ШШУТ, ШШУТ — так постельное белье вылетало из ящика. И снова: БА-БАХ — это закрывалась крышка. Потом, уже в ходе застилки, многочисленные «курвы», «ёбы» и шипения, когда Червяк сам себя заставлял быть потише, поскольку не желал меня будить… И так вот ночь в ночь.
Как-то раз мне в голову пришла идея самому расстелить ему ту чертову постель. Две-три минуты спасения мне не подарят, по крайней мере, прилично высплюсь. Вот признайтесь сами, хитро я придумал?
Как оказалось, не до конца. Посреди ночи кто-то меня будит. Поворачиваюсь, протираю заспанные глаза, гляжу — Червяк. Пьяный в три усмерти, но тронут по-настоящему.
— Это ты постелил мне постель? — спрашивает он. — Старик, ты охренительный парень. Спасибо!
Нет, между нами не всегда все было так уж заебись. Но с той поры мы определили парочку принципов. Например, не будить ближнего своего посреди ночи без «правда, курва, охерительно важной причины!».
Просто, правда? И более нужно, чем какие-то там заповеди. Но, как оказалось, не для Червяка.
— Эй, проснись! У меня появилась идея!
Он повторял это уже минут пять, не переставая дергать меня за плечо. Я же, непонятно почему, упирался, \делая вид, что сплю. С моей стороны это было глупо, ведь сразу же было заметно, что он не отстанет. В конце концов я сдался.
— Чего там?! — буркнул я в подушку.
— Вставай, мне нужно тебе кое-чего показать!
Этого еще не хватало, думаю я, но, щуря глаза от света, разглядываюсь по комнате. За окном, понятное дело, ночь — а как же могло еще быть?
На кровати Червяка — застеленной накидкой, как будто бы он вообще еще не ложился — лежало разложенное на несколько кучек содержимое унаследованной коробки от обуви. Отдельно письма, отдельно мешочки с приправами, отдельно фотографии. Те, что с дядькой и Папой лежали на самом верху.
Я внимательно пригляделся ко всему этому, усиленно пытаясь найти какой-то смысл, но либо мой разум еще не проснулся, либо там, просто-напросто, никакого смысла и не было. Я потряс головой.
— Ну, говори уже, что у тебя там… Или показывай…
Червяк улыбнулся, словно иллюзионист перед выступлением, сложил ладони и начал щелкать фалангами пальцев.
— Я тут подумал, что у меня появилась идея, как с помощью собственной башки и твоих талантов заработать по-настоящему большие бабки. Заинтересован?
На самом деле, единственное, что меня интересовало, это подушка и перспектива вставать утром. Тем не менее, я кивнул. Ведь независимо от того, что бы я ни сделал, он, раньше или позднее, и так рассказал бы мне о своей идее. Вот только это «раньше», сделалось сейчас ключевым понятием.
— Что ж, валяй, — сказал я и нарочито зевнул. А пускай знает, как я страдаю.
Это его никак не тронуло. Ни то, как я зевал, ни как тер глаза — вообще ничего. Он был настолько ослеплен идеей — этой своей замечательной задумкой, что у меня и кровь могла начать капать из ушей, он бы и не заметил. Только подсунул себе стул что из-под умывалки, повернул и сел верхом.
— Ты же знаешь, кем был мой дядька? — спросил он.
— Путешественником.
Червяк покачал головой и улыбнулся.
— Вот именно, путешественником. Но не простым таким путешественником. Еще он был, внимание, внимание… кулинаром-любителем. Из этого вот письма, найденного в этих вот бумагах, следует, что он проехал весь свет в поисках новых рецептов, приправ и кулинарных добавок. Часть из них, наиболее уникальные, он оставил мне в наследство.
При этом он показал рукой на мешочки и по-дурацки оскалился.
— Мать всегда говорила, что из всего нашего семейства больше всего он любил меня.
Я в очередной раз протер глаза и по-внимательнее пригляделся к Червяку. Неужто у него начались галюники? Внезапно до него дошла ценность полученного наследства? Или ему кто-то сообщил, сколько стоят приправы в мешочках? Если они и вправду были такими уникальными, то, предложенные соответствующим лицам, они могли принести приличное бабло. Это значит, что именно так я тогда подумал. Оказалось же, что в своих размышлениях я был весьма далек от идеи Червяка.
— Ты можешь взять эти рецепты? — попросил Червяк, указывая на кучку записочек и листочков. — Там под ними имеется еще открытка, но ты пока что на нее не гляди. Пока что присмотрись к запискам дяди.
Я сделал, что он попросил — взял листки и просмотрел несколько, что были сверху. Все начинались с перечня ингредиентов, а потом переходили в коротенькую заметку, содержащую обстоятельства получения рецепта и способ приготовления блюда. Дядя-путешественник сильно болтать не любил, но даже своими связными, лаконичными описаниями заинтересовать мог. Или это экзотика неизвестных блюд так концентрировала внимание?
26
Городок неподалеку от Кракова, в котором родился (18.5.1920) Кароль Войтыла (впоследствии, Иоанн-Павел II). Сейчас там устроен музей Папы. — Прим. перевод.