Мне удалось заметить всего лишь тень, и я автоматически прикрылась мечом. Это меня и спасло. Гигантские когти смогли лишь слегка зацепить мне шею. Я упала на пол, скрючившись от чудовищной, палящей боли, волнами проплывавшей через все тело. И я крикнула первое слово, мелькнувшее у меня в голове:
Отец!
Это его остановило.
— Значит догадалась. В тебе больше моей крови, чем в ком-либо из моих детей. Очень жаль, что тебе придется умереть.
Он притянул меня за шею. Шлема на его голове уже не было. Я увидала его лицо, которое до сих пор все еще стоит у меня перед глазами. Лучше бы мне его и не видеть. Я подумала, что если мне предстоит когда-нибудь так выглядеть, так лучше уж и не жить.
— Почему, отец?
— Когда-то давно, уже и не помню когда, колдунья, с которой я обошелся соответственно ее положению, предсказала, что когда-нибудь я погибну от руки собственной дочери. Ты одна из немногих, которые дожили до такого возраста. Все мои дочери расстались с жизнью, продолжая мою собственную. Ведь ты же сама знаешь, что лучшая еда для нас это кровь наших же сородичей… — Он слишком много говорил. Это всегда было нашим недостатком. Слишком уж мы любили поболтать о себе. — У меня много сыновей. Они хорошо мне служат. У тебя такой возможности не будет, — придвинулся он ближе.
Внезапно до меня дошло, что у меня есть кинжальчик. Маленькая посеребренная безделушка, подарок Амате. Игрушка, но способная ранить.
Скажем так, мне удалось. Маленькая ранка вызвала взрыв хохота.
— Неужели ты и вправду считаешь, будто способна меня убить? — изумленно спросил он.
— Да, — ответила я и, как могла скорее, произнесла заклинание. Я запихнула его в пространственный тоннель. Без выхода. А так как в моем отце не было ничего человеческого, он не мог пользоваться формулами, управляющими пространством.
Я бросилась к Амате. Та была еще жива, но сердечко ее уже слабело.
— Амате, — шепнула я. — Ты еще будешь жить. Вечно, как и я.
— Не хочу. Ты тоже станешь такой же, как и он.
— Ну пожалуйста, ты должна меня выслушать.
— Нет.
И это было ее последнее слово. В последний раз она оказалась права. Я тоже не хотела становиться чудовищем. Довольно скоро я сама бы не смогла бы вынести ее вида.
Я поднялась. Уже не плакала. Уже не могла. Я встала у окна и глядела, как издалека приближаются мои разбитые войска. Без командира у них не было никаких шансов.
А я уже знала, что мне следует сделать. Знала я и то, кем был Бер и множество других шатающихся по свету псевдолюдей. Вечно живущих. Постоянно меняющих имена.
Мои братья. Чума! Но погибнут все. Погибнут от моей руки. Это всего лишь вопрос времени.
Родилась в 1973 году в Лодзи. Студентка архитектурного отделения Политехнического Института в Лодзи. В кругу фантастики с самого детства в доме родителей просто не было других книг. В «Вопросе времени» читатель обнаружит весьма интересную и грозную героиню, своеобразного ведьмина в юбке, тоже с мечом, а в добавок еще и с клыками и когтями вампира, и крутую порцию бабской, феминистической хищности и рьяности, что в польской фантастике явление, признайтесь, редкое. (Я вовсе не провожу здесь рекламной кампании феминизма. Просто организовываю предупредительную демонстрацию: девули уже подымают голову!!!). О себе Магдалена пишет так: «Временами я, возможно, излишне отождествляю себя со своей героиней, но при том, скорее вою на луну, чем кусаю. Помимо книг моими хобби стали история искусств и рисование.»
Мачей Жердзиньский
БРОНЕНОСЦЫ В СИНЕЙ ВОДЕ
MACEJ ŹERDZIŃSKI
PANCERNIKI SIEDZĄCE W GRANATOWEJ WODZIE
Nowa Fantastyka # 4 / 94
На самом-то деле хорошо-то я и не видел. Всегда к осени со здоровьем становилось паршиво — один раз это были свищи, другой раз — жировики, потом вообще мочевой пузырь, а уж сейчас так вообще здорово подкосило. Я даже не мог сфокусировать взгляд настолько, чтобы видеть, кто заходит в бар. Слепнул, блин.
— И чего это ты щуришь свои буркалы, Вит? Товарцу хочешь подцепить, а?
— Налей-ка лучше пива, — отгавкался я.
Старик Кейси схватился за кружку и начал выискивать кран. У него тоже не слишком получалось. Он сопел, шипел и ежесекундно покусывал язык как будто делал какую-то чертовски сложную работу.
— Да, ты прав, — простонал он через минутку. — Нечего нам тут делать. Ни я тут не нужен, ни ты. Что ты говоришь?
— Ничего не говорю.
— Пиздишь, пиздишь… Я же прекрасно слыхал. Он еще ближе приблизился ко мне, но его длинное, исхудавшее лицо я знал на память. Каждый раз, когда я всматривался так в его тяжелые веки, мне вспоминались лучшие деньки, и я видел «Подворотню 403» наполненную посетителями, музыкой и бабами.
— Когда я вот так гляжу на тебя, Вит, — буркнул он наконец, — то вижу те, лучшие деньки. У нас тогда хватало и посетителей, и музыки, и баб.
Я беззвучно рассмеялся.
— Так ведь ничего и не поменялось, Кейси. Ты стоишь за баром, а я мою сральники. И дерево все так же стоит за окном.
— Ага, и Флоренс всем подставляет задок.
— Только никто ее уже не хочет. Это был совершенно другой голос, где-то слева от меня.
— И так оно, по правде говоря, и есть, ребята. Так мы тут и загниваем.
У Теда, которого мы называли Жопником, всегда было какое-нибудь объяснение. Э, он никогда не поддавался. Он всегда был шефом.
— У тебя ничего не болит? — тихо спросил я. — Слышишь, видишь, ходишь?
— Да. я еще держусь, — должно быть, он кивал рыжей головой, потому что я видел какие-то размытые полосы. — «Подворотня» еще вернет себе форму. Я вам говорю.
Бармен сплюнул себе под ноги и крепко ругнулся.
— Дерьмо. Никуда я уже не пойду. Всего лишь третий час.
— Вот видишь, Тед. Он даже не знает, о чем ты говоришь. Что-то ударилось в окно, но это был не ветер, не дождь — всего лишь старые, грязные газеты, те, что иногда прилетают из Центра на пару дней позже, чем следует, и хотя на них все те же снимки политиков, их улыбки уже не такие чистые.
— Потому что только отбросы уже посещают «Подворотню 403», Тед. И ты прекрасно знаешь, кто тому виной…
— Заткнись, Виталик. Может это и не его вина.
Я прищурил глаза, и когда он смочил губы в пиве, подумал, что, наверное, не стоит об этом говорить.
— А что с деревом? — спросил я. — Я его уже почти не вижу.
— Все О.К., Вит. На нем уже прелестные золотые листья. Чертовски золотые. Никогда такого не было.
И хотя то, что говорил Жопник, было неправдой, я ответил:
— Хорошо. — Я знал, что дерево сдыхает.
Скульптуры не походили ни на людей, ни на животных. Они были поразительно белыми и чистыми, что еще сильнее подчеркивала голубизна южного неба. Таким же белым был и дом. Равно как и костюм угловатого типа, который открыл мне калитку.
— Опаздываете, — коротко бросил он.
Я повнимательнее присмотрелся к нему.
— По правде говоря, вы меня разочаровали. Ваш голос совершенно не подходит к этому месту и этим скульптурам. Вам следует молчать.
Он же только сощурил глаза и вытянул ко мне руку.
— На ней полно мозолей, — сказал я. — Это что, с прошлой работы?
— Нет. Ваши ключи.
Только я уже решил, что так просто ему это не пройдет.
— Нет у меня ключей, Я приехал сюда на моторе.
— В таком случае проходите. Сэр Фаррел ждет. Я же полез в карман и вытащил фляжку.
— Я алкоголик, — тихо признался я. — Но это не потому у меня нет машины, сволота. Все потому, что терпеть не могу сидеть за рулем.
Белый чуть-чуть склонил голову. Похоже, что я его не разозлил.
— Не желаешь нервничать, так? Проблемы с миокардом? — продолжал я лезть на рожон.
— Сэр Фаррел ждет.
— И ладно. Я сделал глоток спиртного, а он отвернул лицо. Вообще-то я без труда заводил таких громадных типов. Но этот был другим.
— Ладно, может на обратном пути удастся, — прошипел я сам себе под нос и направился к белому дому, чувствуя его взгляд на своей спине.
Я и вправду запаздывал. Впрочем, вся моя жизнь тоже опоздала. Родился я на сорок восьмой неделе беременности, и моя мамочка сразу же от меня отказалась, потому что мало того, что я ее чуть не убил еще там, в матке, так у меня вдобавок был еще и горб. Так что трудно ей удивляться.