В квартире делалось все серее, уже можно было вешать не один топор, а пару-тройку. Я чувствовал, как дым першит в горле, но откашливаться было как-то глупо. Тем временем, ксёндз прикуривал уже от очередного чинарика. Блин, как оно у него получалось, две-три, самое большее — четыре затяжки, и хана.
— Так вот, я хочу вас успокоить, ничего подобного не случится, — сообщил он нам секунд через пятнадцать. — Вовсе даже наоборот, мы собираемся вам помочь, поскольку нам крайне важно, чтобы текст признали аутентичным. Это открывает новые, необычные перспективы.
И снова эта мысль в башке: «Какие еще, курва, „мы“?! Церковь, Ватикан? Тайный Орден Братьев-Курильщиков? Кто ты вообще такой, дядя?!»
Тот поднялся с места, огляделся по сторонам, затем вытащил из кармана мобильник.
— Так какой тут точно адресок, дорогие мои?
Где-то через полчаса в квартиру привалили дружки нашего попика, загруженные аппаратурой по самое не хочу. Низкий худышка со сломанным носом, прилизанный очкарик с пухлыми щечками; пожилой тип, выглядящий так, словно бы Эйнштейна выставили в качестве пугала; и еще элегантный типчик с квадратной челюстью — это все так, если бы можно было описать их в двух-трех словах. Все они вежливо поздоровались с нами, после чего начали расставлять свои железяки.
Ну как бы вам попроще, в паре слов, объяснить, кто они были такие. Если очень, очень коротко: ватиканские спецы по пиару, врубились? Это они перекапывали библиотеки, когда нужно было низвергнуть тезисы, провозглашаемые Дэном Брауном; это они отводили внимание средств массовой информации от священников-педофилов в Германии и Франции. Что, про этих вы даже никогда и не слышали? Ну, а я о чем…
Опять же, это именно они писали тексты выступлений для папы, после того, как нынешний Святой Отец — читая проповедь об экуменизме — сам того не желая, оскорбил мусульман, иудеев, буддистов и даже нескольких почитателей викки[37].
Они занимались всем очень даже комплексно, а их бюджет был таким же обширным, как неизведанные сокровищницы Ватикана. И вот сейчас они прибыли, чтобы сделать все, что следует в деле «Готовь с Папой». Да, ребята, наши акции ползли вверх.
— А знаете что, ребята, — неожиданно отозвалась Патриция. — Наверное, я уже пойду.
Мы стояли втроем, втиснувшись в угол комнаты. Мы страшно боялись наступить на какие-нибудь кабели и удлинители, которых было повсюду полно. Будто в пещере какого-нибудь киберпаука, чесслово.
— Ты уж прости, только мы никуда тебя не выпустим, — сообщил сидящий на диване красавчик. Он закинул ногу за ногу и все время покачивал стопой то в одну, то в другую сторону. Лицо он прятал за свежим номером «Mewsweek».
— А это почему же? — Наша знакомая решительно (вот это слово ей весьма подходило) взяла себя под бока. — Или это означает, будто вы собираетесь держать меня здесь силой?! Ухожу и все!
Она схватила свою сумочку, кивнула нам на прощание и направилась к двери. И она даже открыла ее и сделала шаг в сторону коридора. Но тут же вернулась, поскольку ее пихнула назад громадная, мохнатая лапа. Все еще возмущенная, Патриция подошла к нам, кладя сумочку на столике.
— И как он на вид? — спросил я, так как не мог сдержаться.
— Кто?
— Ну, этот, с громадной лапой.
Девушка пожала плечами.
— Я не присматривалась, лапа как лапа. И все же, я считаю: это скандал, что я не могу отсюда уйти!
Эти последние слова, как легко догадаться, уже не были направлены в мою сторону. Но красавчик даже не глянул на Патрицию. Одна только его проклятая стопа в кожаном полуботинке качалась, подрыгивала, крутила колечки…
Говоря по правде, мы не знали ни чем, толком, заняться, ни даже где присесть. Большую часть большой комнаты сейчас занимал здоровенный компьютерно-мультимедийный пост с десятком мониторов, выставленных под углом, чтобы можно было осматривать их все одновременно.
Зато в моей спальне устроили съемочную студию с огромной зеленой простыней на стенке. На фоне этой простыни они прокручивали материалы, а потом, благодаря соответствующему освещению, могли ее — стенку, сами понимаете — без всякого труда стереть, а вместо нее вставить все, что им пожелается. Ватиканские интерьеры? А пожалуйста. Морской Глаз[38] с кучами туристов? Нет проблем. Восход солнца над морем. Сколько влезет. Если верить пухлощекому очкарику, у них имелись терабайты изображений и телесъемок на каждый случай.
Спальня Червяка осталась спальней, только теперь для ватиканской группы. Они подкинули себе несколько матрацев, спальных мешков, пару вентиляторов, если бы сделалось жарковато. У нас оставался только диван и коврик перед ним, иногда кухня, если только в этот момент никто не заваривал себе кофе. Вы же согласитесь, что этого мало? А вдобавок, вся, абсолютно вся квартира тонула в туманах табачного дыма.
— Роберто, подойди, ты будешь нужен! — неожиданно позвал очкарик, выглядывая из студии. — Да, и возьми кого-нибудь из детворы.
Красавчик сложил журнал, положил на пол и поднялся с места. Он глянул в мою сторону.
— Пошли со мной, — приказал он.
— Если хочешь жить, — досказал за него Червяк, и мы оба нервно рассмеялись. Ни красавчик, ни Патриция явно не смотрели Терминатора, так как они в шутку не врубились.
Мы прошли через всю квартиру, и он завел меня в студию. Из-за прожекторов было настолько жарко, что я сразу сделался мокрым, в горле же было так сухо, будто нажрался песка.
Гномик с ломаным носом приказал красавчику приготовиться, мне же бросил под ноги зеленый комбинезон с множеством блестящих маркеров.
— Надевай! — приказал он мне. — Только быстро.
Я надел, комбинезон даже был в самый раз, хотя материал впивался в промежность и немного под мышками. На голове у меня была балаклава, которая сдавливала мне нос и прижимала уши к черепу. Когда я глянул на себя в зеркале, то удостоверился, что выгляжу, словно пришелец из мюзикла для геев. Только не спрашивайте, откуда такие ассоциации…
Тем временем элегантный типчик вернулся в грязных коротких штанишках, пропотевшей футболке — и то, и другое цвета хаки — и толстых кожаных ботинках, тяжеленных, словно немецкий анекдот. На голове у него была шляпа, из под которой выглядывали отдельные прядки пропотевших волос. И, то ли мне показалось, то ли когда вернулся, он был весь грязный, а на лице щетина.
Он встал под объективом камеры, боком к ней, вытянул руку, будто кому-то подавал ее, и застыл с дурацким оскалом на лице.
— Молодой, заходи с другой стороны и подай ему лапу, — приказал мне коротышка. А потом, когда я уже сделал, как он сказал, начал инструктировать по ходу. — Только не выпрямляйся, словно шест проглотил. Немного сгорбься. Вот так, идеально…
Какое-то время мы стояли так, красавчик обращался ко мне с какими-то бреднями — я же должен был показывать на зеленую ткань на стенке и кивать головой. Потом мы прошлись, делая большие шаги, старательно обходя места, обозначенные зеленой лентой, пока не начали приглядываться к полу — ну, я же говорю вам, шиза.
Когда мы закончили, мне приказали снять костюм и отослали в комнату.
— Что ты там делал? — спросила Патриция.
— Дурака из себя строил, — ответил я устало. Я вообще чувствовал себя паршиво, оскорбленный тесными местами костюмчика, к тому же я чертовски проголодался. — Жрать мы чего-нибудь будем?
— Нам разрешили заказать пиццу, — довольным голосом сообщил Червяк. Подобным тоно в кино разговаривают те, которым удается выторговать чего-нибудь в пользу заложников. — Для тебя мы взяли «мафиозо».
— Супер.
После этого я уселся в уголке возле телевизора и слушал, как священник по телефону гавкается с типографией, а сразу же после того, с представителем какой-то телевизионной станции. Что-то он говорил про какой-то фонд или чего-то там такое. Во время разговора он не вытаскивал сигареты изо рта.
— Как вы думаете, что с нами сделают? — спросил я через какое-то время. — То есть, когда уже закончат делать свое?
37
Скорее всего, имеется в виду «Википедия»; но в оригинале: «wikki». Я нашел, что это могут быть обучающие игрушки из покрытых чем-то вроде воска нитей; а еще «викки» — это что-то вроде жевательных конфет — Прим. перевод.