Томму поручили борьбу с сельскохозяйственными вредителями, эти обязанности Ковилл считал ниже своего достоинства. Так, во время одной из командировок Томм впервые услышал о гончарах Ферска.
Нагруженный распылителем против насекомых и свисающей с пояса патронной лентой с крысиным ядом, Томм бродил по беднейшим окраинам Пеноплана, где не росли деревья и до самых Кукманкских гор простиралась высохшая равнина. В этой сравнительно унылой местности он набрел на длинный ряд прилавков под открытым небом — базар гончарных изделий. Столы и полки были уставлены товарами на любой вкус, от глиняных горшков для маринованной рыбы до крошечных вазочек, тонких, как бумага, и светлых, как молоко. Здесь стояли блюда, большие и маленькие, сосуды любой формы и размера, все разные — кувшины, супницы, бутыли, кружки. На одной подставке лежали керамические ножи, глазированная глина звенела, как сталь, лезвие из густых капель глазури гладко отполировано и острее, чем у любой бритвы.
Томма поразили краски. Редкий, насыщенный алый, зеленый оттенка струящейся речной воды, бирюза в десять раз гуще небесной. Он увидел пурпур с металлическим отливом, коричневый с прожилками света, розовый, фиолетовый, серый, пятнистый красновато-бурый, синий оттенков купороса и кобальта, необычные блики и переливы стекловидной массы. Некоторые глазури были украшены кристаллами, похожими на снежинки, в других плавали мелкие блестки из расплавленного стекла.
Находка привела Томма в восхищение. Здесь сочетались красота формы, материала и высокое мастерство. Добротность корпуса, крепкая природная, первозданная сила, исходящая от дерева и глины, расплавленные цветные стекла, стремительные, беспокойные изгибы ваз, емкость кубков, размеры блюд — от всего этого у Томма просто дух занялся от восторга. И все-таки в этом базаре была какая-то загадка. Во-первых, — глаза Томма скользили вверх и вниз по полкам — чего-то не хватало. В разноцветье выставки отсутствовал один цвет — желтый. Желтой глазури на базаре не было. Кремовая, соломенная, янтарная — пожалуйста, но не сочная, яркая желтая.
«Может быть, гончары избегают желтого цвета из суеверия, — размышлял Томм, — или это королевский цвет, как на Земле в Древнем Китае, или он считается цветом смерти, болезни». Ход мыслей привел Томма ко второй загадке: кто эти гончары? В Пеноплане не было печей для обжига и сушки таких изделий.
Томм подошел к продавщице, прелестной девушке, почти подростку. Она носила традиционное парео ми-туун, вроде таитянского, пояс с цветочным узором вокруг талии, тростниковые сандалии. Ее кожа блестела, как янтарная глазурь у нее за спиной; она была стройна, спокойна и дружелюбна.
— Здесь все так прекрасно, — заговорил Томм. — Сколько стоит, например, вот это? — Он дотронулся до высокого графина, светло-зеленого с серебристыми прожилками и серебряным отливом.
Несмотря на красоту сосуда, цена оказалась выше, чем Томм ожидал. Видя его удивление, девушка сказала:
— Это наши праотцы, и продавать их так же дешево, как дерево или стекло, просто непочтительно.
Томм поднял брови, но решил не придавать значения тому, что он посчитал традиционной народной символикой.
— Где производят эту посуду? — спросил он. — В Пеноплане?
Девушка замялась, и Томм почувствовал, что она слегка смущена. Она повернула голову и посмотрела в сторону Кукманкской гряды.
— Печи там, в горах; туда уходят наши праотцы и оттуда приходят сосуды… Больше я ничего не знаю.
Томм осторожно произнес:
— Вы не хотите об этом говорить?
Девушка пожала плечами.
— У меня нет причин что-то скрывать. Просто ми-туун боятся гончаров, мысли о них наводят грусть.
— Но почему?
Девушка скорчила рожицу.
— Никто не знает, что находится за первым холмом. Иногда видно, как там горят печи, и еще время от времени, когда нет мертвых, гончары забирают живых.