Выбрать главу

— Лера-а-а!

Над ней склонился мужчина. Лера видит только его спину, светлые, почти бесцветные волосы и что-то блестящее в руке.

— Сейчас, маленькая моя, сейчас. Кофточку разрежем, потом штанишки. А ты кричи, не останавливайся.

Лера слышит, как он хихикает. Она поднимается, делает шаг, другой. Цветные круги снова появляются, но она только отмахивается от них. Господи, как же болит голова. Чем этот урод ударил? В руке нож. Складной, острый. Папин любимый. Хорошо, отец не знает, что дочка нож свистнула.

Всего несколько шагов. Хорошо, что этот урод в костюме ничего вокруг не замечает, занят очень. А вот подруга заметила, кричать перестала. А сил все меньше и меньше. Бить наверняка надо.

Лера хватает его за волосы, дергает на себя. Острое, идеально отточенное лезвие легко проходит по горлу. Теперь развязать подругу. А узел туго затянут. Шарф тонкий, такой проще разрезать.

— Лерочка… Спасибо… — шепчет черноволосая девушка.

— Все хорошо…

Лера сидела, уставившись на Андрея. Слова застряли в горле, было страшно даже пошевелиться.

— Что? Вспомнила? — Мужчина искоса посмотрел на девушку и усмехнулся.

Она не шевелилась, будто и не слышала вопроса.

— Бу! — вдруг прогрохотало с другой стороны.

Лера испуганно дернулась и грохнулась с табуретки.

Кирилл стоял, упираясь в столешницу кулаками, и, не мигая, смотрел на нее.

— Его, значит, вспомнила. А меня?

— Я… Я вас не знаю… — пробормотала девушка, отползая к стене.

— Не знаешь, значит? А я вот тебя знаю. Я же только дорогу спросить хотел. Ну, пьяный был. Ну, на ногах не устоял. Сам упал и тебя повалил. Так сразу надо железякой какой-то в глаз тыкать? Отвечай! — Кирилл заорал так, что уши заложило. — Я тебя спрашиваю! Обязательно, да?

— Кир, оставь ее. — Андрей попытался утихомирить товарища.

— Нет, пусть ответит!

— Вы трупы, — дрожащим голосом сказала Лера.

— Трупы, — кивнул Андрей.

— Что я тебе сделал? Отвечай! — не унимался Кирилл.

— Я вас убила…

— Убила. — Андрей пожал плечами. — Доигрывать-то будем?

Лера поднялась по стене и со всех ног бросилась к лестнице на чердак.

— Ну вот, испугал девочку. — В голосе Андрея слышалось неподдельное разочарование.

— А пусть ответит! Пусть скажет! Я же просто дорогу спросить хотел…

— Да ответит она тебе, успокойся. Вот придет в себя и ответит. Никуда она не денется.

Легко вскарабкалась по хлипкой лестнице, захлопнула крышку люка, задвинула каким-то тяжелым сундуком. Забилась в угол, обхватила голову руками.

Это бред какой-то, думала Лера. Кошмар. Страшный сон. Просто обыкновенный страшный сон. Вот я сейчас проснусь, и все будет хорошо.

Девушка даже ущипнула себя несколько раз, но ничего не изменилось.

Спокойно. Надо просто подумать, и обязательно что-нибудь придумается. Вчера легла спать, проснулась и оказалась тут. Значит, надо просто уснуть и проснуться дома.

Лера сгребла разбросанное тряпье, устроила лежанку.

Уснула она быстро.

Вперед, вперед, быстрее. На втором дыхании, на третьем, четвертом. Вот до того выпавшего кирпича, потом до этой большой трещины. Главное — догнать. Словить того, кого должен, сбить с ног, прижать к земле, заглянуть в глаза. Вдруг в них будет ответ? Вдруг в них будет спасение.

И жертва уже чувствует дыхание в спину. Длинный шлейф животного страха тянется, заставляя бежать быстрее.

Впереди — жертва, сзади — охотник. Твоя жертва, и охотник тоже твой. Убежать и догнать. Бег по кругу.

Убежать? Догнать?

Кого? Зачем?

Разве это важно?

А разве нет?

Останавливаешься, садишься на траву, прислоняешься к холодной шершавой стене. И те двое, что впереди и за спиной, тоже останавливаются.

Они тоже задают вопросы.

Кому?

Лера открыла глаза и чуть не заорала.

Она лежала на той же самой куче тряпья, рядом горела свеча в алюминиевой кружке, а на пыльном сундуке сидели Кирилл и Андрей.

— Коньячку? — Кирилл протянул девушке бутылку.

Лера только помотала головой.

— Почему я опять здесь? — Голос дрожал.

Живые трупы смотрели на нее, не мигая. За их спинами в клетке бился маленький теплый огонек, показывающий давно забытое, огонек, который девушка так и не освободила. Наконец Андрей вздохнул и, ласково улыбаясь, сказал:

— От себя не убежишь.