— Под землей, тебе ж сказали, — пробурчал другой голос.
— Зачем мы здесь? — снова спросила женщина.
— Ты тролль? — рыкнул третий голос. — Ты сгниешь здесь!
«В этом „ты“ очень много от „я“, — подумала женщина. — Кажется, тот, кто сказал мне это, отчаялся и не боится заразить отчаянием остальных. Но ведь это неприлично!» Она против воли почувствовала приступ высокомерия.
— Я нигде не сгнию, потому что у меня есть дети, — заявила она.
Маленькая молния блеснула перед ее глазами, когда она это произносила, — таким сильным было ее счастье при мысли о детях.
— У меня их целых четверо, — похвасталась женщина.
Но никто из прочих пленников этой молнии не видел. Все их молнии, должно быть, погасли уже очень давно.
— Мы тролли, а они нас ловят, — промолвил угрюмый бас. От звука этого голоса все звенья на цепи затряслись и наполнились пчелиным гудением. — Они ловят нас, вот и все тебе объяснение.
— Охотники.
— Охотницы.
— Они нас ловят.
Женщина не поняла, что это было — эхо или множество голосов. Но чем бы это ни было, у баса, несомненно, имелись и мощь, и власть. Поэтому когда женщина заговорила снова, она обращалась именно к нему:
— И что они с нами делают? Зачем держат нас в заточении? Если они считают, что мы — их враги, то почему бы им просто не убивать нас?
Бас расхохотался, а вслед за ним засмеялись и остальные. Но это был неправильный смех. Тролли не должны так смеяться. Тролль вообще смеется чаще, чем человек. Он смеется над смешным, над удивительным, над грозным, над опасностью, над колыбелью, над врагом, над котлом с добрым варевом. Тролль не смеется только над троллихой, потому что это против правил хорошего тона и к тому же может оказаться чрезвычайно опасным. А эти тролли смеялись над женщиной. Над той, которая попала в беду и теперь задавала вопросы. Они посмеялись над троллихой, и это лучше всяких слов свидетельствовало о том, как же низко они пали в своем несчастье. Женщина понимала все это, поэтому она рассердилась и приказала:
— Объясняйте!
Тогда они устыдились и заговорили по-другому. Они стали ей все объяснять:
— Они нас ловят.
— Ты уже поняла, что они нас ловят?
— Они поймали нас.
— Они научились нас ловить.
— Они ловят нас, ловят и притаскивают сюда.
— Они запирают нас здесь.
— Они заковывают нас в цепи и сажают под замок.
Женщина молчала, вынуждая тех, невидимых в темноте, продолжать, и они послушно продолжали, потому что провинились перед знатной троллихой и теперь изо всех сил заглаживали свою вину.
— Но они не убивают нас.
— Мы бы тоже не стали убивать их сразу.
— Мы бы сперва заставили их страдать и мучиться.
— Они бы работали на нас.
Для троллей слова «работа», «страдание» и «неволя» были однокоренными. Да и для других народов это обстоит точно так же, но одни только тролли признаются в этом открыто.
— Мы делали бы их толстыми.
— Толстые рабы — вот кем бы они у нас были.
— И они бы страдали и мучились нам на радость.
— Вот как бы мы с ними поступили.
— Совсем не так поступают они с нами.
— Они не получают удовольствия, захватив нас.
— Мы сидим в темноте, а они даже не видят наших несчастий.
— Они не приходят полюбоваться.
— Они не умеют злорадствовать! — выкрикнул резкий металлический голос, судя по всему, принадлежащий молодому троллю. — Я оскорблен!
— Мы все оскорблены, — задумчиво произнесла женщина. — Но для чего же все-таки они ловят нас и держат взаперти?
— Нам не место в их мире, так они утверждают, — после очень долгой паузы произнес молодой тролль.
Троллиха громко фыркнула:
— Какая чушь! В любом мире найдется место для тролля. И они это тоже знают, иначе для чего бы им обменивать своих детей на наших?
Некоторое время все переговаривались на эту тему, и чем дольше другие пленники соглашались с троллихой, тем яснее она понимала, что они что-то от нее утаивают. Поэтому она позволила им побурчать и поразглагольствовать вволю, а потом просто спросила:
— О чем же вы так упорно не хотите мне говорить?
Тут-то они и взорвались. Осыпали всевозможными проклятьями тех троллей, что осмелились посмеяться над женщиной! Как будто не все они были в этом виновны, а только некоторые. Мол, это из-за глупых насмешников вина перед знатной троллихой выросла настолько, что теперь даже солгать ей — и то будет преступлением (а лгать женщине у троллей дозволяется и даже считается за добродетель). И отмолчаться не получится, ведь она задала прямой вопрос.