— Руки? — переспросила Енифар.
— Да, одни только руки, без туловища, без ног и головы… Руки эти принадлежали невидимым слугам, которые некогда были рабами королевы фэйри… как ее звали? Скельдвеа? Ну вот, это были ее рабы, и они пришли на помощь Хонно, когда он меньше всего ожидал спасения.
— Но разве после того, как Скельдвеа была заточена в ореховую скорлупу, все ее рабы не получили свободу? — удивилась Енифар.
— А я разве говорил о том, что они получили свободу? — в свою очередь удивился тролль. — Не припомню такого!
— Ты же сам говорил, что тролль перехитрил королеву фэйри! — напомнила Енифар. — Коль скоро он это сделал, то и всех рабов-троллей отпустил на свободу.
— Может быть, троллей и отпустил, — вынужден был согласиться рассказчик, — но там были, конечно же, не только тролли. Вот все они, и еще те из троллей, кто уже отвык от любой другой жизни, — эти остались в услужении и сохранили свою невидимость.
— Тогда понятно, — вздохнула Енифар.
— Невидимые руки протянулись к Хонно и помогли ему выбраться из болота, а потом собрали и принесли все бусины. И они же сняли башмаки с веток.
И вот Хонно шествует по лесной дороге, а за ним по воздуху плывут красные башмаки и бусины, попеременно красные и синие, и все они покачиваются, словно бы кивают. Хонно выступает так важно и горделиво, что любая троллиха залюбуется!
— Но ведь Хонно понятия не имел о том, где ему искать Бээву, — напомнила Енифар. — Как же он ее нашел?
— Это-то и было самое интересное, — объяснил тролль. — Ведь третья вещь, которую потеряла Бээву, была она сама. Но когда она увидела, как хорош Хонно, как он влюблен, как ловко он собрал все ее утраченные сокровища, — тут-то она сразу и нашлась. Она бросилась к нему навстречу и обхватила его шею, она поцеловала его шестнадцать раз: в лоб, в правый глаз, в левый глаз, в правое ухо, в левое ухо, в правую бровь, в левую бровь, в правую ноздрю, в левую ноздрю, в верхнюю губу, в нижнюю губу…
— Я поняла, — поморщилась Енифар. — Они стали целоваться.
— И кусаться, — добавил тролль.
Она затрясла головой:
— Ничего не хочу про это слышать!
— Ты права, — смиренно согласился он, и она сразу же перестала трясти головой (по правде сказать, ей и самой это не нравилось: перед глазами все прыгало и скакало, так что начало тошнить). — Об этом я ничего говорить не буду… Мне пора.
Он шагнул в сторону границы, но Енифар удержала его:
— Погоди-ка еще немного… Говоришь, руки невидимых слуг спасли Хонно?
— Да, и доставили ему невесту, — подтвердил он.
— Но ведь эти невидимые слуги принадлежали Бырохху! Как же они могли найти Хонно? Они совершенно из другой сказки.
— Бырохху? — удивился тролль. — Кто говорит о каком-то Быроххе? Королеву фэйри перехитрил самый хитрый из троллей — Нуххар. Тот, который подчинил себе Зверя Лесного, Зверя Степного и Зверя Домашнего. Разве кому-нибудь другому под силу было обмануть Скельдвеа?
— А ты раньше говорил, что это был Бырохх, — упрямо повторила Енифар.
Тролль засмеялся, поцеловал Енифар в макушку, повернулся и нырнул в туман, обволакивающий границу.
— Дурак, — сказала Енифар, с досадой глядя в туман. — Это был Бырохх вовсе, а не Нуххар. Все сказки перепутал!
И тут ее настигли всадники. Впереди ехал тот солдат, с которым Енифар разговаривала под деревом. Увидев девочку, он спешился и подбежал к ней.
— Ты цела? — спросил он, задыхаясь, и Енифар увидела, что он очень взволнован.
— Да, — ответила она и украдкой посмотрела на свои пальцы, как будто опасалась, что тролль, убегая, прихватил на память, например, мизинчик.
Солдат обнял ее и прижал к себе.
— Когда мы увидели, что он сбежал и украл тебя… — Он не закончил.
Енифар вздыхала, чувствуя щекой металлические пластинки на его кожаном доспехе.
Солдат спросил:
— Ты все еще не хочешь возвращаться домой?
Девочка не ответила.
Он сказал:
— Мы должны вернуть тебя матери. Она все поймет и не будет наказывать тебя.
Солдат погладил ее по волосам, взял за плечи, заглянул ей в лицо.
— Будь умницей.
Случилось однажды одноглазому хитрецу, троллю Нуххару, прийти на рынок в большую деревню.
Когда я думаю об этой деревне, мне видится плоский, сильно размазанный по земле блин, но это оттого, что я гляжу на нее с высоты птичьего полета. Или, лучше сказать, моего полета, потому что я не птица и вообще не уверена в том, что у меня есть крылья. Но я летаю, определенно.