Старший лейтенант с силой опускает руки на стол ладонями вниз. Словно вдавливает их в столешницу.
И наши люди мужества полны.
2005, мартУтиный Перл-Харбор. Куски черного хлеба (от белого у уток случается запор) падают на птичек с небес, как авиационные бомбы в пятьсот килограмм. Взрывы клювов и шей. Ледяные брызги долетают до перил. Белесый пар разрывов тянется над черной кипящей протокой. Клекот.
Адмирал Исороку Ямамото наблюдает за бойней свысока. Плоское азиатское лицо невозмутимо, как честь самурая. В голубых глазах отражаются: перила, далекая черная гладь и презрение к смерти. Рот приоткрыт. Превратился в маленький треугольник — почище Бермудского.
Гуля смотрит на этот ротик (тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить) и говорит:
— Видишь, уточки кушают?
В ответ — высокомерное сопение. Адмирал игнорирует женское мнение в таком важном вопросе, как война.
Откуда она взяла этого Исороку? Гуля уже не помнит.
Но Георгию японо-адмиральское происхождение очень идет.
Утки столпились под мостиком и нетерпеливо вытягивают шеи. Ждут, когда адмирал прикажет продолжить бомбардировку. Увы, хлеба больше нет. Георгий вытребовал себе оставшуюся корочку и теперь грызет — вся рожица перемазана. Адмирал доволен.
Тут Айгуль вспоминает, откуда взялся этот Исороку. Валя вчера смотрел фильм по телевизору: американский, про летчиков. Кричал от восторга и лупил себя по бедрам. Так болел за героев, что…
Нет, не Валя.
Валентин. Суровое мужское имя.
1942, февраль— У тебя курить можно?
Сафронов придвигает пепельницу.
— Кури. Ты обещал рассказать про машину.
— Это долго.
— А ты короче, — это уже звучит как приказ.
Филипенко чиркает спичкой, медленно закуривает. Потом говорит:
— Хорошо.
Сафронов смотрит на его руку с папиросой: это красивая рука с длинными породистыми пальцами.
— Понимаешь, машина времени, — Филипенко делает паузу, — люди о ней думали, пожалуй, больше, чем даже о вечном двигателе. И разве что чуть-чуть меньше, чем о философском камне. Если предположить, что океан всемирного разума — ноосфера — существует, то сегмент «машина времени» в нем будет весьма приличным.
Но вот в чем главный вопрос. Почему у меня получилось, а у других нет? Очень просто. Потому что я начал строить. Это самое главное. Да, я одержимый, я знаю.
О машине времени думали очень много умных людей. Но мало кто начинал её строить, эту машину. Понимаешь? То есть, не в теории, а на деле. Не просто думать, как и что, а взять и начать соединять части в единый механизм. А она возьми и заработай. — Филипенко качает головой, потом переводит взгляд на капитана. — Я думаю, Леша: машина времени только и ждала момента, когда кто-нибудь возьмется за реальную постройку. Она уже была — там, в ноосфере, готовая. Её нужно было только оттуда извлечь. Потому что она уже сама этого хотела. Понимаешь?!
Некоторое время капитан ГБ молчит. Потом спрашивает:
— Слушай, Всеславыч, а ты башкой не того? А то, бля, как-то все идеализмом и прочей капиталистической хренью попахивает, ты извини.
— Возможно. — Филипенко с силой втыкает папиросу в пепельницу. — Но ведь работает же, Леша?
— Да мне наплевать. Сделаем так: то, что машина работает — это чистой воды материализм, достижение социалистической науки. Вот отсюда и будем плясать. Хошь в присядку, хошь гопака. Кстати, а что именно должен сделать твой сержант?
— Нужны немецкие карты. Именно немецкие, Леша. Они точнее, там обозначено все с детальностью до метра. Плюс нужны записки немецких генералов и наших о войне — особенно о войне на территории Германии. Военные руководства и учебники для командиров. Все, что может дать нам сведения о сегодняшнем противнике. Информация решает все, верно?
Потом Филипенко говорит:
— Даже если будет не совсем та информация, на которую мы рассчитываем…
— То есть? — Сафронов внимательно смотрит на него.
— Это будет возможная информация. С одной маленькой поправкой: другой класс точности. Объясню на примере. Тебе что-нибудь говорит число: 3 июня 41-го года?
— Спрашиваешь! — капитан смеется. — Еще бы не говорило.
— А 22 июня того же года? Ну, напрягись.
2005, мартБисеров разлепляет веки и видит перед собой голубые глаза вероятного противника. Враг проницателен и не прощает ошибок. Стоило сержанту шевельнуться, как его уже взяли в оборот.
— Гу! — говорит враг довольно. Переворачивается на живот и подползает к ограждению кроватки.