Однако вломить гаду Рожнову, чтоб не беспредельничал, это Мюллеру раз плюнуть. А уж Серый отработает, отблагодарит.
Эх, раньше надо было додуматься. Стыд мешал. Как расскажешь, что отчим его, шестнадцатилетнего парня, лупцует ремнем по голой заднице и гоняет «под нарами» спать?
Только сейчас Серому стало не до стыда – жизнь приперла. Очень уж страшно было домой возвращаться.
Надо в котельную заглянуть. Может, пацаны еще там трутся. Если уже разошлись, придется к Мюллеру на квартиру идти. Это хреново. Батя у Мюллера солидняк, директор мебельного магазина, не разрешает сыну с шпаной водиться. Разозлится группенфюрер, а что делать? Хоть в петлю лезь.
Серый тяжело вздохнул.
Тут радио, будто подслушав его муторные мысли, спросило стихами:
И поперхнулось. Потому что автобус кинуло вбок – до того сильно, что у Серого кепка слетела с головы.
Белая колонна, она же белый столб
Остальных пассажиров тоже качнуло, но дальнейшее произошло так быстро, что вряд ли кто-нибудь из них успел проснуться. Да если и успел, какая разница? Все равно они уже ничего не расскажут.
Роберт Дарновский взглянул вперед, на кабину водителя, и увидел сквозь двойное стекло посреди дороги нечто очень странное: высокую и широкую белую колонну, даже не то чтобы белую, а будто наполненную изнутри ярким-преярким светом. Сама же колонна была вроде как стеклянная, во всяком случае в ней отразились фары.
Сергей Дронов увидел то же самое, только немного в ином ракурсе, и назвал про себя колонну «белым столбом».
Почему шофер так круто рванул влево, было ясно: вылетел из-за поворота, увидел неожиданное препятствие и попытался избежать столкновения. Непонятно другое – зачем в следующий миг он столь же резко вывернул руль обратно.
«Крэзанулся он, что ли?» – мелькнуло в мозгу у Роба.
А Серый подумал просто: «Щас вмажемся».
Оба непроизвольно зажмурились, ожидая услышать звон разбитого стекла, но услышали совсем другие звуки, причем Роб одни, а Серый совсем другие.
Но сначала лучше рассказать, что они увидели.
Открыв глаза (и Робу, и Серому показалось, что это произошло максимум секунду спустя), оба обнаружили над собой беленый потолок с трещинами. Только у Дарновского перед глазами трещины были продольные, а у Дронова преимущественно поперечные и с желтоватыми разводами.
Сходность открывшейся их взглядам картины объяснялась просто: ребята очнулись в одном и том же реанимационном отделении басмановской райбольницы, в двух соседних боксах.
Глава вторая
Симфония-рапсодия
А услышал Роб вот что: многоголосое звучание оркестра, в котором сливались сладостный пилёж скрипок, восторженные всхлипы труб, победное рокотание ударных и щекочущее душу пение каких-то неведомых ему инструментов. Уже очнувшись, но еще не вполне придя в себя, десятиклассник подумал: «Суперский музон. Хоть и классика, а не занудство. По-своему не хуже, чем „Лед зеппелин“. Вивальди, что ли?» И первым делом рефлекторно поискал глазами источник, откуда лилась чудесная симфония-расподия или как она там называлась.
Тогда-то Роб обнаружил и беленый потолок, и крашеные казенной голубоватой краской стены, и стеклянно-металлическую конструкцию, от которой к его забинтованному локтю тянулась трубка. Ни радиоприемника, ни проигрывателя не увидел. Однако метаморфоза, произошедшая с рейсовым автобусом, до того поразила десятиклассника, что он на время забыл о мелодии и захлопал глазами, затряс головой, отчего капельница недовольно булькнула. Музыка, впрочем, не пропала, а словно бы ушла в бэкграунд, как это бывает в кино.
Потом открылась дверь, в палату вошел бородатый человек в белом халате, и симфония-рапсодия сбавила громкость почти до нуля, но все же не стихла.
– Где я? В больнице, да? А что случилось? – спросил Роб каким-то не своим, сиплым голосом.
Врач сел рядом, поправил капельницу, взял пациента за запястье и уставился на часы.
– Повезло тебе, парень. Прямо хоть в музее показывай. От такого удара все внутренние органы должны были полопаться, позвонки к черту переломиться. Кто впереди сидел, все в лепешку, а тебе хоть бы хны. Вон и пульс нормальный. А находишься ты в больнице имени Семашко, в реанимации, то бишь в отделении интенсивной терапии. Но это для подстраховки. Ты целехонек, здоровехонек, хоть завтра в Афганистан, интернациональный долг выполнять. – Бородатый хохотнул, отсоединяя от локтя трубку – Роб поморщился, когда игла вышла из вены. – Домой мы сообщили, ты не волнуйся. Хорошо, у тебя в кармане паспорт лежал. Что же с автобусом-то стряслось, а? К тебе следователь рвется, хочет выяснить. Ты успел что-нибудь разглядеть?