В таком же смятении застыли и мы с Галкой. Как все это объяснить? Кто мы? Виновники аварии и, возможно, чьей-то смерти? Потерпевшие, превысившие пределы обороны? Или еще кто, трудно объяснимый в вязком омуте юриспруденции? Кем бы мы ни были, сейчас не до этого, не до выяснения своей правоты или вины. Ломая свинцовое сопротивление тела, я выталкиваю помятую дверь, вываливаюсь из машины и бегу к обрыву. «Жигули», вернее то, что от нее осталось, лежит внизу вверх брюхом. Глубоко пропаханный откос дамбы и смятая, перемешанная с землей трава указывает ее недолгий путь. А вокруг равнодушно покачиваются травянистые заросли. Не отдавая отчета в своих действиях, прыгаю вниз и качусь по откосу. Что руководит мною в этот момент, – желание увидеть в лицо врага или же оказать помощь потерпевшему, – об этом я не задумываюсь.
Автомобиль помят изрядно. Искореженный капот, оторванная дверь, – все указывает на бушевавшие здесь минуту назад нечеловеческие силы. Вырванное с корнем сиденье загораживает вход. Через выбитые окна разглядываю внутренности салона… Внутри никого нет! Ни бесчувственного тела, ни следов крови. Я медленно разгибаюсь. Куда исчез тот, кто только что пытался уничтожить меня с Галкой, но неосторожно поменялся с нами местами? Неужели остался жив и успел улизнуть в кусты? От этих мыслей мне становится неуютно. Высокая трава стоит сплошной стеной. Искать в ней бесполезно. Но можно предположить, что в любой момент из зарослей может раздаться выстрел. Это, учитывая недавнее желание преследователя покончить с нами, вполне допустимо. Разворачиваюсь и, загребая по-черепашьи руками и ногами сыпучий гравий, проклиная свою расшалившуюся любознательность и добросердечность, карабкаюсь наверх, ежесекундно ожидая удара пули в спину. Утыкаюсь носом в чьи-то ноги. Ноги оказываются Галкиными. Она стоит на кромке откоса и в прострации смотрит на меня. С ее лица еще не сошли бледность и тревога пережитого недавно страха неминуемой смерти.
– На их месте должны были оказаться мы, – скорбно молвит она, на что я, особо не церемонясь, подбиваю ей ноги. Галка шлепается рядом.
– Ты чего? – лицо ее кривится от боли.
– Дура! Что так стоишь? Жить надоело?
– Сам дурак! – огрызается она. – Аккуратнее не мог?
– Не до аккуратности. Тот маньяк в кустах залег. Того и гляди, стрелять будет. А ты стоишь, как на панели. Давай ползком в машину, – подталкиваю ее.
За Галкой ползти неудобно. Не то, чтобы мешает ее далекая от совершенства техника передвижения по-пластунски. Просто платье у нее для такой процедуры немного коротковато.
Так что ползу почти вслепую. Забравшись в машину, немедля разворачиваюсь, и мы поспешно покидаем место происшествия. Оставаться на месте аварии опасно. Не менее опасно возвращаться домой. Вдруг нас на дороге поджидает еще одна такая же не в меру агрессивная машина. В одиночку эти ребята обычно не работают.
Галка жалобно скулит, согнувшись над изодранными в кровь коленями. Я ничем ей помочь пока не могу. И только когда тает в дымке место аварии, когда обступают дорогу с обеих сторон деревья, мы съезжаем с дамбы по ответвлению дороги. Углубившись по заросшей травой, еле видимой дорожке в лес, оказываемся на берегу небольшого озерца, заросшего ряской и кувшинками. Здесь уже можно расслабиться и заняться собой. Пока Галка, постанывая, обрабатывает колени зеленкой – единственной антисептикой, найденной в аптечке, я занимаюсь осмотром автомобиля. Он с честью выдержал испытание, но скандал с Валентиной мне обеспечен. Кроме помятого, ободранного бока на передке остался след от встречи со столбиком – покореженный бампер и вмятая внутрь решетка. Попутно обнаруживаю еще одну неприятность – поврежденный радиатор. Вода тоненькой струйкой сочится и капает на землю. Это ставит под сомненье конечную цель нашего путешествия. Положение спасает полупустая фляга из-под бензина, волею судьбы оказавшаяся в багажнике. Сливаю остатки бензина в бак, иду к озеру и набираю полную флягу воды.
Управившись с первоочередными делами, присоединяюсь к Галке. Она уже разобралась со своими коленками и теперь лежит на берегу, закрыв глаза и расслабленно раскинув руки. Озеро, кувшинки, склонившиеся над водой деревья. Лучи пробиваются сквозь листву и высвечивают повисшие в воздухе призрачные паутинки. Звонкая тишина нарушается чуть слышным лепетом листьев и тонким пением золотистых мух, замерших над венчиками цветов. Девчонка, в истоме раскинувшаяся на траве. Настолько живописна эта картина, настолько слита в своем совершенстве, что внутри у меня будто что-то обрывается. Тонкие травинки, наклонившись над ее лицом, нежно ласкают щеки, цветы пытаются заглянуть в закрытые глаза. Ловлю себя на том, что завидую этим травинкам и цветам.