— А как же мне до Терры добраться?
— Не горюй. Через два дня уходит каботажник в систему Шеризана, на нем и полетишь. А там поселения не чета нашему. На одной только Балладе два города класса В, лайнеры каждый месяц заходят. Жизнь! А из нашей дыры все, кто мог, уже разбежались, как только поселок сворачивать стали. Я бы тоже смылся, да нельзя — срок контракта не истек. Впрочем, есть у меня одна задумка, и ты мне в ней помочь должен, но об этом позже. Ага, вот он…
Маленький кельнер поставил на стол поднос и стал сгружать с него тарелки, блюдечки, графинчики, бутылки.
Малигэн, не дожидаясь конца этой операции, схватил графинчик с джельяком и сам разлил по рюмкам. Затем нетерпеливым жестом отослал прочь кельнера и поднял рюмку, держа ее за ножку двумя пальцами.
— Ну, давай, — сказал он, — за твое возвращение!
Выпили. Закусили.
Даримава ощутил, как по телу разлилось теплое умиротворение. Он всерьез занялся пищей, а разговаривать предоставил Питеру, который был сыт и потому ограничивался минимальной закуской. Еда действительно была приготовлена великолепно, жизнь сразу показалась легкой и приятной, и Даримава с удовольствием слушал болтовню Малигэна.
— …Черт знает что творилось. Как все работы свернули, народ разбежался, а нового не прибыло — кому охота в дыру класса Н вербоваться? Можешь себе представить наше положение — работать некому, все разваливается; туземцы — сам знаешь — не очень-то к нам из своих лесов рвались, разве что сопляки одни… Я в ЛОМ рапорты посылаю — один, другой… а они мне — держись, мол, а людей не шлют, насильно ж никого не заставишь. Ситуация — хоть вешайся, что делать — понятия не имею. И тут, как манна небесная, ни с того ни с сего туземцы из лесов поперли. Да не так, чтобы один-два, а целыми стойбищами и племенами. Что у них там в лесах приключилось — до сих пор не пойму, а от них ничего не добьешься — мычат себе что-то, руками машут, бормочут… Как дети… Ей-богу!..
Даримава беспокойно шевельнулся. Легкая тень некоего подозрения закралась в душу, но он ее тут же отогнал — не хотел выходить из благодушного состояния.
— …А потом решил — а какое мое дело, что там у них стряслось, главное — что сейчас делать. Тебе, думаю, нужна была рабсила — вот тебе рабсила, вот тебе кадры. Ну, организовали раздачу пищи, краткосрочные курсы овладения специальностью. Самых понятливых — в космопорт, остальных — кого куда. А они из лесов все валят. Тут уже демографическим взрывом попахивать стало — чем кормить, куда селить. Ну, думаю, то пусто, то густо. Пришлось слать каботажник на Ольнитак-2, оттуда вывезли домостроительный комбинат, развернули здесь и пошли штамповать, сам видел — целый город вырос.
— Да, — заметил Даримава, — только однообразно как-то.
— Верно, неказисто, но что делать? Спешка, не до красоты было. Да и чего стоило обучить туземцев всем этим работам! Ну, и пошло — дома, швейные мастерские, текстильная фабрика, бани, прачечные, столовые…
Даримава вспомнил свой злосчастный завтрак в «Джоне Барликорне», и его передернуло.
— Слушай, а что — это во всех столовых так кормят?
— Так ведь там туземцы поварами. Свои блюда они почему-то не готовят, а наши, земные, как следует не могут. Единственный на всю планету повар-человек — в этом вот баре. Не знаю, что делать будем, когда у него контракт истечет… Ну, давай еще по одной.
Выпили. Закусили.
— …Да, ну с этим как-то справились худо-бедно, а сейчас другая проблема — свободное время.
— А что такое?
— Ну как что? Рабочих мест на всех не хватает. Те, кто в прачечных или мастерских работает, еще туда-сюда. Но большинство-то без работы сидит. Мы им, конечно, пособие назначили — нельзя же, чтобы люди с голоду помирали, за это ЛОМ с нас строго спросит. В каждую квартиру стереовизор поставили, лучшие программы со всей Галактики крутим, а они смотрят на них, как бараны, и ни бельмеса не пялят. В стереовизион их не затащишь, читать-писать они не умеют, музыку нашу не воспринимают, про спорт понятия не имеют. Хотели мы тут состязания в беге устроить, футбол организовать… Объяснили им правила, устроили матч… зрителей согнали… Глаза бы мои не смотрели. 22 аборигена передвигаются по полю с этим мячом, как каторгу отбывают, а десять тысяч зрителей глядят на них, как овцы, и молчат. Представляешь — десять тысяч болельщиков сидят не шелохнутся и молчат… Давай выпьем…