А. Азимов. Я — Робот
Тихим январским утром по одной из окраинных улиц Саутрока шел человек. Одет он был хорошо, богато, и было непонятно, что ему нужно среди трущоб и притонов, да еще в такое время.
Джентльмен остановился у дверей сомнительного заведения с вывеской «Загляни, приятель!», помедлил, собираясь с мыслями, потом скривился, пожал плечами и двинулся внутрь. Его колебаний никто не увидел — улица оставалась пуста. Пусто было и внутри заведения. Даже бармен отсутствовал. У стойки, на крайнем сиденье, притулилась некая куча тряпья, увенчанная фетровой шляпой с оборванными полями. Со спины и не разберешь — то ли пугало, то ли живой человек. Других посетителей, по причине раннего часа, видно не было.
«Гм», — подумал джентльмен, осматриваясь. Место было темное и подозрительное. Притон какой-то.
Вошедший нерешительно потоптался у входа и совсем уж вознамерился повернуть назад, когда субъект в фетровой шляпе встрепенулся.
— Джеффри! — заорал он, да так, что джентльмен вздрогнул. — Джеффри! Черти б тебя побрали, у нас гость! Натуральный клиент, я тебе говорю!
Клиент не успел и глазом моргнуть, как его подхватили под руку, поставили к стойке. Грязным клетчатым платком бродяга вытер сиденье и, устраивая на нем джентльмена, продолжал кланяться, шаркать ногой, звать бармена.
Наконец, когда эта суета стала уже надоедать джентльмену, из темного проема появился заспанный хозяин, бритоголовый и угрюмый. Впрочем, достаточно вежливый.
— Бренди, сударь?
— Конечно же, бренди, болван! — воскликнул бродяга. — Лучшего бренди!
Бармен сверкнул глазами, но промолчал и повернулся к полкам.
Пока он там шарил, разыскивая что-то среди ординарного пойла, бродяга все так же суетился, командовал, советовал, и джентльмен волей-неволей принужден был его разглядывать. Ну, надо ли говорить, что у субъекта были маленькие, бегающие глазки, сизые щеки, бордовый нос в синих прожилках и минимум трехдневная щетина?
«Черт знает что», — подумал джентльмен, отодвигаясь, чтобы уберечь шубу от соприкосновения с сальным рукавом соседа. Но тут перед ним возник стаканчик, и, делать нечего, пришлось выпить. Люмпен умиленно глядел ему в рот. Испытывая некоторую неловкость, гость взялся по инерции и за вторую порцию. Бродяга и ее проводил взглядом, даже слегка крякнул, прослеживая процесс. Джентльмен вытер губы и произнес:
— А вы… э-э… что же? Как вас?..
— Лизард, сударь! Уолдо Юлиссис Лизард, если позволите!
— Что же, Уолдо, вы сами-то?
— Увы, сударь, — прихлопнул бродяга по пустым карманам.
— Какие пустяки, право… Бармен!
— Благодарствую, — Лизард дрожащими пальцами принял стаканчик, всосал его содержимое и со вкусом крякнул. Глаза его заблестели. Лицо просветлело. Щетина, и та оживилась.
— Извините, сударь, а вас как величать прикажете?
— Ньюмен.
— Я, господин Ньюмен, что сказать хочу? Я то сказать хочу, что разное в жизни бывает… Вот, изволите видеть, был, к примеру, со мной такой случай…
Последовала долгая невнятная история, в сюжетных переплетениях которой не разобрался бы никакой детектив. Каждый вновь возникающий персонаж тянул за собой хвост подробностей, в которых понемногу растворялся смысл сказанного. Оказывается, что дзен-буддист из Венесуэлы, попавшийся на торговле детьми роботов, был отпущен генеральным прокурором на поруки, так как смог уличить последнего в пристрастии к водке-невесомке, которую прокурор, в условиях сухого закона, добывал у знакомых астронавтов межнациональной компании «Все со звезд». В ушах Ньюмена начинало уже позванивать, смысл слов не доходил до сознания, он машинально осушил третий стаканчик и четвертый. После пятого джентльмен размяк и приказал звать себя не иначе как Эври, потому что его полное имя Эверард Люциан Ньюмен; после шестого ему захотелось сделать для Лизарда что-нибудь приятное, чему-нибудь научить, самому что-то рассказать. Лизард между тем вязал кружево повествования.
— Гм, да… — вступил Ньюмен.
Бродяга тут же прервался.
— Да, друг мой, — сказал Эверард Люциан, — я ведь, знаете, тоже… Таланта нет, а то бы я такое написал! Все бы… э-э… ахнули. Вот, например, Меркурий — вы на Меркурии бывали? Нет? Ну, пустяки, та же Луна, только побольше. Кратеры, цирки там разные. Правда, атмосфера, но какой от нее прок? Разреженная, ядовитая. Облака серебристые, состоят из каких-то окислов, металлы разъедают. Ну, и еще там встречается дельта-руда, а это, сами знаете, дело миллионное, если, конечно, повезет и наткнешься на открытый выход. А где миллионы, там и драмы, и трагедии, и фарсы — все, что хотите. Да, друг мой, хотел бы я побывать в шкуре настоящего писателя.