Какъ всегда, онъ придалъ этому слишкомъ много важности, и, не переставая, болталъ и хвастался. Зрители мало-по-малу стали расходиться по своимъ дѣламъ. Въ это время вдругъ подходитъ къ Роландсену дама, глядя на него блестящими глазами, и протягиваетъ ему руку. Это была пасторша. Она тоже стояла здѣсь и видѣла всю эту сцену.
"Какъ это было хорошо!" сказала она: "Ульрихъ не забудетъ этого."
Она замѣтила, что рубашка его разорвана. Солнце выжгло у него на шеѣ коричневый обручъ, но подъ нимъ видно было голое бѣлое тѣло.
Роландсенъ собралъ на груди рубашку и поздоровался. Ему было пріятно, что жена пастора на глазахъ у всѣхъ такъ внимательна къ нему; укротитель буяновъ теперь могъ пожать и плоды своего торжества. Въ благодарность онъ рѣшилъ, что нелишне будетъ немного обласкать словами этого ребенка. Кромѣ того, какая она бѣдная женщина! башмаки, надѣтые на ней, долго не прослужатъ, и вообще, кажется, не очень-то о ней заботятся.
"Не злоупотребляйте такими глазами", сказалъ онъ.
Это навело краску на ея щеки.
Онъ спросилъ: "Вы вѣрно скучаете здѣсь по городу?"
"О, нѣтъ", — возразила она, — "здѣсь тоже хорошо. Послушайте, не можете ли вы сейчасъ итти со мной и зайти къ намъ?"
Онъ поблагодарилъ: нѣтъ, ему нельзя. Контора открыта по воскресеньямъ, какъ и по понедѣльникамъ. "Но я очень вамъ благодаренъ", сказалъ онъ. "Есть одна вещь, въ которой я завидую пастору; это — вы".
"Что?"…
"При полномъ почтеніи къ нему, я поневолѣ и вполнѣ завидую ему."
Такъ, вотъ оно и случилось. Нужно еще поискать, подобнаго Роландсену, когда рѣчь шла о томъ, чтобы распространить немного радости вокругъ.
"Вы шутникъ!" отвѣчала она, оправившись.
Роландсенъ, идя домой, разсуждалъ, что онъ во всѣхъ отношеніяхъ можетъ быть доволенъ сегодняшнимъ днемъ. Въ приподнятомъ и побѣдоносномъ настроеніи онъ благодарилъ самого себя за то, что юная пасторша такъ часто съ нимъ разговариваетъ: онъ хитеръ, онъ лукавъ. Онъ сумѣетъ отшить юмфру фонъ-Лоосъ, и разорвать всѣ ея женскія сѣти. Онъ не смѣетъ этого сдѣлать прямо; нѣтъ, нѣтъ, но есть и другой путь. Какъ знать, можетъ быть, пасторша и окажетъ ему эту услугу, разъ они стали добрыми друзьями.
VIII
Ночью пасторскую чету разбудило пѣніе. Никогда не переживали они ничего подобнаго; пѣніе доносилось снизу со двора. Солнце уже озаряло землю, чайки проснулись; было три часа.
"Мнѣ, кажется, кто-то поетъ", крикнулъ пасторъ женѣ въ ея комнату.
"Это у меня подъ окномъ", отвѣчала она.
Она прислушивалась. Она прекрасно узнала голосъ этого сумасшедшаго Роландсена, и слышала его гитару тамъ внизу; однако, онъ ужъ черезчуръ дерзокъ: поетъ о своей несравненной возлюбленной, а обращается прямо къ ней. Она горѣла негодованіемъ.
Пасторъ вышелъ въ комнату и выглянулъ въ окно.
"Это, какъ я вижу, телеграфистъ Роландсонъ", сказалъ онъ нахмурившись. "Онъ недавно получилъ полъбоченка коньяку. Просто срамъ, что дѣлается съ этимъ человѣкомъ."
Но жена не смогла такъ сурово взглянуть на все это: этотъ славный телеграфистъ могъ драться, какъ крючникъ, а пѣть какъ божественный юноша; этимъ онъ значительно разнообразилъ ихъ тихую и благонравную безжизненность.
"Это, какъ видно, серенада", сказала она и засмѣялась.
"Которую ты не можешь же принять благосклонно", прибавилъ пасторъ. "Или ты думаешь иначе?"
Вѣчно нужно ему къ чему-нибудь придраться. Она отвѣтила: "Ну, это ужъ не такъ опасно. Это просто забавная шутка съ его стороны, вотъ и все!"
Въ душѣ же добрая жена рѣшила никогда впередъ не строить глазки Роландсену и не увлекать его на такія безумныя выходки.
"Вотъ, онъ, кажется, начинаетъ ужъ новую пѣсню"! воскликнулъ пасторъ, подойдя къ окну и забарабанивъ по стеклу пальцами.
Роландсенъ поднялъ голову. Тамъ стоялъ пасторъ, самъ пасторъ, собственной персоной. Пѣніе прекратилось. Роландсенъ притворился смущеннымъ, простоялъ одно мгновеніе, словно огорошенный, а затѣмъ вышелъ со двора.
Пасторъ сказалъ: "Гмъ, а какъ спокойно безъ него было бы!" — Онъ далеко не былъ опечаленъ тѣмъ, что лишь однимъ своимъ появленіемъ, уже достигъ такихъ благихъ результатовъ. "А теперь онъ завтра же получитъ отъ меня и посланіе", сказалъ онъ: "я ужъ давно обратилъ вниманіе на его неприличный образъ жизни."
"А не лучше ли будетъ, если я скажу ему, что мы вовсе не желаемъ слушать по ночамъ его пѣніе."
Пасторъ продолжалъ, не обращая ни малѣйшаго вниманія на предложеніе своей жены.
"А затѣмъ я отправлюсь къ нему и поговорю съ нимъ!" Пасторъ сказалъ это такъ многозначительно, словно Богъ знаетъ, что могло случиться, если онъ пойдетъ къ Роландсену.