Можетъ ли быть, чтобы онѣ все еще тамъ же сидѣли? Онъ вернулся и сталъ высматривать. Къ нимъ присоединился Фридрихъ, всѣ трое шли къ нему навстрѣчу. Онъ бросился обратно, сердце словно подпрыгнуло у него въ груди до самого горла. Хорошо, если они не видали его! Они остановились; онъ слышитъ, какъ Фридрихъ говоритъ:
"Шш! Мнѣ послышалось, кто-то есть въ лѣсу!"
"Нѣтъ, это такъ", отвѣчаетъ Элиза.
"А, можетъ бытъ, она сказала это нарочно, потому что видѣла!" подумалъ Роландсенъ. "Разумѣется, онъ еще ничто пока; но мы еще поговоримъ черезъ два мѣсяца! А что такое сама-то она представляетъ собою? Деревянную Мадонну, дочь какого-то Мокка изъ Росенгорда! Богъ съ ней совсѣмъ!"
На крышѣ станціи стоялъ на желѣзномъ шпилѣ флюгеръ, пѣтушокъ. Роландсенъ пришелъ домой, поднялся на крышу и ударилъ рукой по шпилю; пѣтушокъ накренился назадъ, и имѣлъ такой видъ, какъ будто собирался пропѣть. Такъ ему и надо стоять. Такъ-то лучше!
XI
Наступило время, когда дни тянулись вяло: только жалкая рыбная ловля для домашняго обихода, — вотъ и все, чѣмъ люди вознаграждаютъ себя въ теплыя свѣтлыя ночи. Ежевика и картофель растутъ, а луговая трава волнуется; въ каждомъ домѣ изобиліе сельдей, а коровы и козы даютъ молоко ведрами и все-таки остаются тучными и гладкими.
Моккъ со своею дочерью Элизой уѣхалъ домой, Фридрихъ снова одинъ распоряжается на фабрикѣ и въ лавкѣ. И распоряжается Фридрихъ неважно: онъ воспламенился любовью къ морю и въ высшей степени неохотно прозябаетъ на землѣ. Капитанъ Генриксенъ съ берегового парохода почти обѣщалъ доставить ему мѣсто штурмана на своемъ пароходѣ; но, кажется, изъ этого ничего не выйдетъ. Спрашивается, не можетъ ли Моккъ купить своему сыну пароходъ въ собственное его распоряженіе? Онъ это сдѣлаетъ и часто говоритъ объ этомъ, но Фридрихъ боится, что это невозможно. Фридрихъ умѣетъ взвѣшивать обстоятельства. У него отъ природы мало свойствъ моряка, онъ — типъ осторожнаго и положительнаго юноши, который въ будничной жизни дѣлаетъ всякаго дѣла ровно столько, сколько это необходимо. Онъ заимствовалъ свои качества отъ матери и не является уже настоящимъ Моккомъ. Но вѣдь такимъ-то и слѣдуетъ быть, если хочешь съ блескомъ пройти свое житейское поприще: не дѣлать слишкомъ много, а, наоборотъ, немного меньше того, что признано будетъ нужнымъ.
Какъ это могло случиться съ Роландсеномъ, этимъ дерзкимъ сорванцомъ, даже при всей его эксцентричности? Теперь онъ сталъ воромъ въ глазахъ людей и, наконецъ, потерялъ мѣсто. И вотъ пошелъ онъ по свѣту со своей обремененной совѣстью, и полинявшее пальто его все больше и больше изнашивается, и ни у кого другого не могъ онъ найти себѣ комнатки, кромѣ какъ у раздувателя мѣховъ Борре. Тутъ Ове Роландсенъ и поселился. Борре могъ бы быть славнымъ малымъ, но онъ былъ очень бѣденъ и въ хижинѣ его было меньше, чѣмъ у другихъ, запасовъ сельди. Кромѣ того, его дочь Пернила была убогимъ созданьемъ, а потому на домъ его не обращали большого вниманія. Приличному человѣку и не пристало жить у него.
Говорили, будто Роландсенъ, можетъ быть, и смогъ бы сохранить свое мѣсто, если бы явился къ инспектору телеграфа съ болѣе сокрушеннымъ сердцемъ, но Роландсенъ съ тѣмъ и пришелъ, чтобы ему дали отставку, и у инспектора не было повода помиловать его. А стараго Мокка, посредника, не было въ это время.
Пасторъ сталъ относиться снисходительнѣе къ Роландсену. "Я слышалъ, что онъ меньше сталъ пить", говорилъ онъ, "и я не смотрю на него, какъ на совсѣмъ ужъ безнадежнаго. Онъ, напримѣръ, самъ утверждаетъ, что мое письмо побудило его сознаться въ преступленіи. Иногда порадуешься, видя, что твоя дѣятельность не безъ результата".
Пришелъ канунъ Иванова дня. На всѣхъ возвышенностяхъ зажглись вечеромъ костры; вся рыбацкая молодежь собралась вечеромъ у костровъ, и по всему приходу раздавались звуки гармоникъ и скрипокъ. Огонь въ кострахъ не долженъ былъ сильно разгораться, но отъ нихъ по обычаю долженъ былъ распространяться сильный запахъ, это было самое важное; поэтому въ огонь кидали сырого мху и можжевельнику, чтобы шелъ густой дымъ съ пріятнымъ запахомъ. У Роландсена теперь, какъ и въ прежнія времена, не хватило стыда, чтобы держаться подальше отъ этого народнаго праздника; онъ сидѣлъ на высокомъ пригоркѣ и бренчалъ на гитарѣ и пѣлъ, такъ что пѣніе его раздавалось по всей долинѣ. Когда онъ спустился къ кострамъ, всѣ замѣтили, что онъ пьянъ, какъ сапожникъ;
Онъ сталъ ломаться, выкрикивая свои громкія фразы. Какимъ онъ былъ, такимъ и остался.
Внизу по дорогѣ прошла Олъга. Она вовсе не намѣрена была остаться тутъ, проходя только мимо по дорогѣ. Ахъ, она, разумѣется, могла бы выбрать другую дорогу, но Ольга была такъ молода, призывъ гармоники поднялъ ее; ея ноздри дрожали, буря счастья обнимала ее, она была влюблена. Раньше, днемъ она ходила въ лавку; Фридрихъ Моккъ и сказалъ ей такъ много, что она должна была понять его, хотя онъ говорилъ очень осторожно. Не могло развѣ случиться, что и онъ, какъ она, выйдетъ вечеромъ погулять?