НОЧНОЙ ТРАМВАЙ
«Вечер будет как открытый океан — без начала и конца. Но если существует карта восходов и закатов, то и у вечера обозначится берег, ведь у океана он тоже есть.
По берегу, сложенному из гранитных плит, ходит Алька и весело крутит головой…» — Юрка фантазирует, заканчивая большую приборку. Потом взглядом мастера, окончившего работу, он оглядывает темно-вишневый паркет. Паркет отражает тяжелые люстры, окна, поблескивающие от нахального солнца, и высокие зеркала.
Юрка поворачивает голову — в зеркале курсант, припадающий на левую ногу, обернутую сукном в рыжих пятнах мастики. На правой ноге новая полотерная щетка, поэтому колено чуть приподнято, и человек с непропорционально развитыми плечами и вздернутым носом, кажется, отрабатывает позу для пьедестала.
«Карикатурный памятник самому себе, — думает Юрка. — Смотришь и сознаешь, что Алькина мама права: ты Альке не пара. Скоро ее убедят в этом, коль не справится мама, помогут подруги».
От таких мыслей хочется мчаться куда-то или стоять вниз головой.
— Хоп! — скомандовал себе Юрка.
Мир в зеркале перевернулся. Теперь оно выполняет разумную функцию: помогает отрабатывать стойку на руках. Можно посмотреть, как оттянуты носки и прогнута спина. Вроде все в полном ажуре. Юрка отводит глаза от зеркала и видит: почти у самого носа поблескивают офицерские ботинки.
— Товарищ курсант, здесь морское училище или цирк?!
— Хоп! — шепотом командует себе Юрка.
Мир перевернулся еще раз. Мелькнули тяжелые золоченые пуговицы с якорями, и замерли перед глазами разлапистые звезды на погонах.
— Морское училище, товарищ адмирал! — выдохнул Юрка.
— А мне кажется, цирк, не хватает сальто.
— Есть! — растерянно пискнул Юрка. — Хоп, сальто!
Юрка присел мягко на носки, но, видно, чуточку перекрутил, почувствовал, что сейчас шлепнется перед адмиралом, и с разгона крутанул фляк.
— Цирк! — грозно повторил адмирал.
— Вы приказали сальто, а фляк получился с разгона, — вытянувшись по стойке «смирно», оправдывается Юрка.
— Лихо! Значит, беда в том, что получился фляк без приказа? — насмешливо поинтересовался начальник училища.
— Так точно, товарищ адмирал.
— Фамилия?
— Курсант Черкашин.
— Интересно, я думал, зеркала помогут вам лучше любого старшины выправку вырабатывать, а вы?
Юрка замер. Теперь в училище будут говорить так: «Черкашин, тот, что перед адмиралом на голове ходил».
Адмирал посмотрел на полотерную щетку, на зеркальный паркет, в котором отражались тяжелые люстры и блестящие окна, и спросил:
— Почему вы вверх ногами ходите?
— Понимаете, мысли… — пролепетал Юрка.
— Помогает?
— Так точно, товарищ адмирал.
— Это хорошо. Только в дальнейшем размышляйте в физзале.
— Есть, товарищ адмирал.
Адмирал посмотрел на Юрку чуть косо:
— Вы свободны, курсант Черкашин. — Адмирал повернулся и пошел. Юрке почему-то показалось, что у адмирала тоже мысли, только ему стойка на руках не поможет.
Юрка сидит и методично драит бляху маленькой щеточкой, хотя в принципе можно этого и не делать.
«Через час рота выстроится на увольнение, и тогда я узнаю, во сколько «баллов» адмирал оценил мое выступление. Во всяком случае, сегодня загорать в училище, и Алька зря будет ждать меня у копыт неукрощенного Клодтовского коня. Я всегда предпочитал встречаться с ней на пустынных проспектах или двадцатых линиях Васильевского острова. Там можно взять Альку за кончики пальцев, слушать ее голос и смотреть, как ветер откидывает назад ее черную гриву. А на Невском одной Альке долго нельзя. Она такая красивая, что даже капитаны первого ранга, завидя ее, улыбаются ласково, а лейтенанты берут под козырек. Правда, пока Альке нет дела ни до капитанов первого ранга с улыбками, ни до лейтенантов с приветствиями, ни до курсантов, которые с видом опытных мореманов дефилируют по городу, хотя на рукавах у них масса курсовок, а у меня всего одна. А может быть, я ошибаюсь?»
Динь-ля-ля — ударил звонок. Динь-ля-ля — точка, тире, точка, тире. Звонок подхватила дудка дневального. Учебно-боевая тревога пронеслась по коридору. И через пятьдесят секунд рота с карабинами в руках замерла в коридоре.