«Циклоп» послушно остановился и сказал молодым женским голосом:
— По трапу бегом, товарищ курсант!
Юрка ухватился за гладкие поручни, стремительно подтянулся. Через мгновение он стоял на площадке трамвая.
— Девчонки не любят в ночную, говорят — одиноко. А я, смотри, какого кавалера прихватила.
Юрка видит большой шерстяной платок, охватывающий голову, и руку на контроллере.
Трамвай рванулся вперед. Вожатая продолжает:
— Только парень неразговорчивый попался.
— А правила предупреждают пассажиров, что разговаривать с вагоновожатым нельзя.
— Ты смотри! Сначала останавливает грузовой вагон, словно персональную машину, а потом правила вспоминает… Знаешь, по правилам только днем живут. Ночью люди добрее и правил не соблюдают. Тебе куда?
— На Васильевский.
— Молодец! Далеко девушку провожаешь. Жаль, что нам недолго по пути.
— Ничего, дальше пешком доберусь.
— Тебя дома ждет кто?
— Тетушка.
— Ты что, не питерский?
— Не питерский.
— Тетушка молодая, наверно?
— Нет, совсем старая, пятьдесят исполнилось. И жизнь у нее несчастливо сложилась: муж погиб, она с сыном осталась, еще совсем молодая была.
— Сын-то жив?
— Жив.
— Можно позавидовать ей.
— Чему завидовать? Вот вы молодая совсем.
— Может, ухаживать начнешь?
— Нет, не начну.
— Значит, хорошую девушку провожал. Верно?
— Верно.
— Да, видно, по ночам все кошки, как одна, серые. Ведь мне уже шестьдесят стукнуло. К двадцати годам у меня двое сыновей было: одному два года, а другой ползунок, а в двадцать три я мужа потеряла. Думала, жить не буду. А ребята пищат, голодные… Так я одна двоих поднимала. Вот всю жизнь и вожу трамвай по Питеру. Не жизнь, а одни звоночки… У твоей тетки муж на фронте погиб?
— Нет, упал. Сотрясение мозга, глупо как-то.
— Смерть глупой не бывает. Жил человек, нет человека. Знаешь, муж у меня был интересный: высокий блондин, из латышей. А я в шестнадцать лет совсем без зубов осталась — голод, и соли не было. Статная, правда… Семнадцать мне стукнуло, когда он меня на улице заприметил и давай ходить за мной. Куда я, туда и он. Из дому выйду, он тут как тут. Замуж зовет, а я ему: смотри, сколько хороших девок кругом. Он смеется: мне только ты нужна. Пять лет мы с ним всего и прожили. Бывало, когда идем по улице, соседи на нас пальцами показывают — счастливые.
Трамвай, подрагивая, летит через ночь. Женщина говорит в такт колесам.
Трамвай качнуло на повороте. Плавно движется рука на контроллере. Вагон летит в туман, в глубину улицы, в молодость этой женщины.
Юрка пытается представить и себя высоким блондином и как ходит он за Алькой по городу. Алька в школу, и он следом, сидит на ступеньках и ждет ее. Мимо пробегают мальчишки и девчонки, Альки все нет и нет…
Женщина медленно поводит плечом:
— На ногах засыпаешь, курсант.
— Нет, я не спал. Вы про мужа рассказывали, я задумался. Почему он умер так рано?
— Под ток попал. Хоронили всем заводом, речи произносили. И осталась я с двумя на руках, один другого меньше. Старший Сережка, младший Алешка — серьезные мужички. Алешка — копия отца.
Я на работу, а они дома. Соседка только заскочит, сунет им обед, и за то спасибо.
Сережка рано говорить начал, а Алешка все молчит и молчит.
Я уж врачам показывала, не болезнь ли какая. Врачи говорят, все в порядке, а остальное время покажет. Одно странно: Сережка всегда знает, что Алешке надо. Делаю, как он скажет, вижу, младший доволен. Алешке четыре года уже, и ни слова. Сережке шесть, он за двоих разговаривает.
Вышла я как-то за дверь, вдруг слышу, Алеша говорит, только как-то по-своему. Вошла, тихонько стою слушаю, но делаю вид, что внимания не обращаю. Алешка примолк, на меня косится. Видит, я своим делом занята, и дальше залопотал. Сережка отвечает ему, словно на иностранном языке. Прошло немного времени, спрашиваю я Сережу, о чем с Алешей разговаривал. Сережа складно, будто переводчик из «Интуриста», все рассказал.
Я к врачу: так и так, мол, говорят мои сыновья между собой на непонятном языке. Врач смеется, однако пришел, послушал, потом какого-то ученого привел. Тот и говорит: «У вашего старшего сына явные лингвистические способности — к языкам, значит. Младший у вас стеснительный, не все выговаривать может. Вот старший ему и пришел на помощь, и создали они свой собственный язык; не очень богатый, правда, но им хватает».