Кирилл крепче обнял Анку, ладонями поймал ее угловатые лопатки, они трепыхнулись и потом затихли. И ночь остановилась. И вокруг не было ничего. Только огромным стеклянным фонарем поднималась над миром пригородная платформа.
Кирилл понял. Дни каникул она сохранит до самого далекого сентября. И они будут щитом перед длинными вечерами одиночества. И еще он понял, что сейчас нужен Анке больше, чем матери.
— Вернемся, — решительно сказал Кирилл. — Электрички кончились, а ловить попутную мы не будем.
Луна растерянно остановилась на небе. Снег стал желтовато-синим.
— Серьезно не будем? — еще не веря, робко обрадовалась Анка. — Совсем, совсем серьезно? — переспросила она.
— Совсем, — твердо ответил Кирилл.
Ловко попадая в такт, они пошли, тесно прижавшись друг к другу. Синяя тень ложилась на желтоватый снег.
Все очень просто: ночь, полнолуние, и два человека возвращаются домой.
Это был ее дом, их дом. С трубой, как полагается хорошему дому, с узенькой цепочкой следов, тянущихся от калитки мимо длинного ряда сосен. Настоящий дом, не похожий на тот, в котором они прописаны, куда возвращаются обычно вечерами. Это был по-настоящему их настоящий дом.
Здесь большущая веранда; узкая лестница, изогнутая винтом, ведет на второй этаж. Вторая веранда, дверь, обитая серым войлоком, перекрещенная двумя синими ремнями. И за этой дверью — небольшая комната с печкой, со светящейся панелью коротковолнового передатчика, потом большая комната.
В первый раз он был здесь почти четыре года назад. Тогда усталая Анка показала Кириллу на кресло, а сама устроилась напротив. Кирилл сел, осмотрелся вокруг. За окном, покачиваясь на кончике ветки, сидела белка и, казалось ему, насмешливо смотрела на Кирилла и спрашивала:
— А что, собственно говоря, тебе здесь надо?
Действительно, что?
Угол комнаты, обклеенный открытками со всех концов Союза и даже из далеких стран. Разные люди, пусть по радио, но раньше Кирилла познакомились с Анкой. И Кирилл чувствовал себя все более неуверенно с этой новой, значительной Анкой.
Правда, он и раньше слышал, что Анка чуть ли не с первого класса стала яростным радиолюбителем. На школьной линейке Анке вручали какую-то грамоту. Кирилл рассказал об этом дома, мать бросила иронично: «Эфирное создание в эфире». Ирония матери и торжественность линейки в сознании Кирилла, вступив в сложную реакцию, надолго породили равнодушие к радиолюбительству и к самой Анке.
— Анка, а почему ты занялась передатчиками? — спросил тогда Кирилл, чувствуя, что ему очень важно это знать.
— Сначала я хотела с мамой каждый день разговаривать, она на Дальнем Востоке живет. Только мама не знает морзянки. А потом понравилось со всем миром говорить. На даче хорошо работать, не то что в Москве, там сплошные помехи.
«Занятная девчонка», — подумал Кирилл и начисто забыл ироничное замечание матери.
А еще вчера он вообще не знал Анку, вернее, знал, как знают девчонок, живущих с тобой в подъезде старого, густо населенного семиэтажного дома. Знал, как знают девчонок, которые учатся с тобой в одной школе, где-то там в младших классах, и ты небрежно киваешь им на перемене — здравствуй, мол, коль попалась на глаза. Впрочем, за небрежным «здравствуй» Кирилл прятал внутреннюю робость. Так было четыре года назад, когда он еще был здесь чужим.
А сейчас они придут сюда к еще теплой печке. Кирилл привычно найдет в темноте спички, зажжет свечу и на еще не остывшие угли бросит упругую бересту. А потом они будут сидеть на широком пружинном матрасе, укрытые старым пледом, и Кирилл согреет под тельняшкой холодные Анкины руки.
Хорошо, что погас свет и они опоздали на электричку. Мама ведь тоже должна понимать…
Как жаль, что она сразу невзлюбила Анку. Может быть, так получилось из-за велосипеда? Но это было так давно, хотя и кажется, что совсем недавно. А на самом деле прошло уже почти четыре года.
Стояла ранняя весна, асфальт только что просох от последнего стаявшего снега, когда Кирилл гордо вывел во двор свой первый велосипед.
Машина была готова к движению, об этом напоминал низко опущенный руль с ручным тормозом и набор шестеренок на заднем колесе. Ездить на велосипеде Кирилл не умел. Раньше мама боялась, что Кирилл разобьется, а теперь решила, что он уже взрослый, и подарила гоночную машину.
Кирилл оглянулся, одной рукой сжал руль, а другой вцепился в шершавую стену и медленно сказал про себя: «Раз, два, три».
— Кирюха, у тебя отличный велик, дай покататься, — раздался голос Пашки.