Эх, Клемаш, если ты и помнишь эту историю, то лишь потому, что мы в тот вечер были хорошими. Может, на этот раз я тебе расскажу про Белую шапочку, точнее, про то, как четыре года я писал письма без обратного адреса. Только вряд ли у меня на это хватит духа. И вообще пора спать.
Клемаш оказался в командировке. Капитан-лейтенант Доватор не застал в его отделе никого из знакомых офицеров и позвонил Тоне. Тоня сказала довольно сухо:
— Когда твой любезный друг появится в Москве, я не знаю и, пожалуй, уже и знать не хочу…
Это было грозно и неожиданно, обсуждать такой вопрос по телефону не имело смысла, а в гости Антонина не пригласила, и первый вечер в Москве оказался свободным.
Юрий Евгеньевич помнил, что была в Москве театральная касса, в которой Клемаш пользовался всегда неизменным преимуществом. Доватор пару раз участвовал в дипломатических переговорах. Может, там и сейчас та же женщина.
Прозрачный киоск, обклеенный билетами. Доватор наклонился к окошечку:
— Добрый вечер. Нет ли у вас…
— Добрый вечер. А вас давно в Москве не было. Помню вас и вашего друга.
Доватор оторопел, вот это авторитет у человека. Хорошо ходить в друзьях у выдающихся людей. Может, Антонина недаром молнии мечет, хотя Клемаш как женился…
— Вот на послезавтра на вечер. Вашему другу привет, что-то давно его не было.
— Большое спасибо. Передам обязательно. Да, четыре билета меня вполне устроят, ничего, что партер и ложа.
Интересно, кого я осчастливлю этими билетами? Позвонить Лене? Она вроде радуется моему появлению, только потом, боюсь, ей не очень хорошо. Семья, муж, сын, наверно, уже в институте. И воспоминание об одном вечере… Раньше я звонил не задумываясь. Мне даже сначала казалось, что она не должна замуж ни за кого выходить. Романтика? Старею, мудрею… Скоро буду такой мудрый, как Батя.
Четыре билета в Большой на «Спартака». С таким «капиталом» Клемаш переворачивал город. А я вот возьму сейчас два билета и опущу их прямо в почтовый ящик Белой шапочки.
Клемаш не знает, что писал я в ту квартиру не один год. И цветы к Маю посылал. Цветы и письма без обратного адреса. Игрушки курсанта. Она, наверно, давно вышла замуж. Что ж, пускай сходит с мужем на «Спартака»… Пусть сидит в партере, а я на нее из ложи посмотрю. В конце концов, от этого никому плохо не будет. Мы по-прежнему остаемся хорошими. Ох, Клемаш, Клемаш, что ты там намудрил с Антониной!
Два места в десятом ряду партера были пусты. Доватор смотрел туда, пока перевернутым, медленно догорающим костром гасли люстры. И потом во время первого акта смотрел туда, хотя знал — в партер после третьего звонка никого не пускают.
В начале второго акта Доватор опять, уже не надеясь, глянул в десятый ряд. Одно из двух мест было занято. Молоденькая девушка, склонившись, изучала программу. Доватору показалось: изредка она как будто поглядывала по сторонам, но лица не было видно.
Доватор совершенно не был готов к тому, что Белая шапочка придет одна. Что делать? Подойти и сказать: «Я тот дурак, который четыре года надоедает вам, не имея на то никаких оснований». Юрий Евгеньевич выжал из старенького театрального бинокля предельную резкость. Девушка подняла голову и настороженно оглядывала зал. Хороша, но это не Белая шапочка. Тут без ошибки.
Доватору стало обидно, словно его обманул лучший друг. Но все понятно: девушка, наверно, заметила с галерки свободное место, пересела, а теперь опасается, вдруг придут запоздавшие хозяева. Не волнуйся, девочка, ты можешь сидеть спокойно.
Ей сейчас примерно столько же лет, сколько было Белой шапочке, когда Клемаш угощал ее в метро конфетами. Мне кажется, что она посмотрела в мою сторону… А «Спартак» прекрасная вещь, мальчик, которому я отдал четвертый билет, почти не дышит. Неудобно, конечно, во время действия, только я, пожалуй, пойду.
Капитан-лейтенант Юрий Евгеньевич Доватор остановился около небольшого нестандартного стадиона. Ребята усиленно лупили по мячу. Бурое непривычное поле, покрытое толченым кирпичом, еще не совсем просохло после дождя.
Раньше, когда Доватор играл после уроков в футбол, подобных стадионов рядом со школами не существовало. И здание школы было другим: сначала барак, а после войны выросло огромное четырехэтажное здание с огромными коридорами, на первом этаже только гардероб и физзал.
К выпускному вечеру три этажа украсили сосновыми ветками, на четвертом их подвесили к сложному переплетению проводов, и получились уютные сосновые беседки. В беседках стояли парты, старые испытанные парты немногочисленного десятого.