— И не говорите больше, что старый. Вы просто запущенный и одинокий.
— Ну какой я запущенный, и одинокий! У меня друзья есть. Даже мама и папа есть, только они на Урале и уже в самом деле старые.
— Друзья, они все уже замужем, ну, не улыбайтесь, женатые. А мама с папой от вас внучку ждут.
— Тебе учиться нужно, маленькая.
— А я рожу и учиться буду.
— Фантазерка ты.
— Ты тоже фантазер. Ты Белую шапочку придумал. А когда встретил, испугался зонтика.
— Я зонтика не боюсь.
— Тогда домой я сегодня приду поздно, поздно. И ты меня повезешь куда-нибудь, куда ты хочешь, и расскажешь, какой ты фантазер. Согласен?
— Согласен. Только сначала ты позвонишь маме, чтобы она не волновалась.
— Хорошо, я позвоню. Только ты не слушай, как я врать буду. Иначе ты подумаешь, что я тебе тоже врать стану. А что мы потом сделаем?
— Потом мы с тобой пообедаем.
— А потом?
— А потом мы поедем на Новодевичье кладбище. Там есть могила генерала Доватора, черный мрамор над ним.
— Твой родственник?
— Нет, если по правде… Но я тебе там расскажу, каким я был фантазером.
— А что будет еще потом?
— А потом я уеду в Ленинград.
— Один?!
— Один.
— Не нужно тогда ничего. Ничего тогда мне не нужно.
— Женюрка, я тебе могу искалечить жизнь…
— Если я тебе не нужна, ты уже мне ее искалечил, и хуже ничего не будет. И учиться я не буду, и из дому уйду, и вообще не знаю, что с собою сделаю… И не надо было письма писать: «Люди, мыши и лошади! Как вы там поживаете? Пусть у вас капает дождик, но светит солнце. А у нас отлив, обнажается дно. Оно называется литоралью. На дне лежат широкопалые звезды. А те, у которых лучи узкие, те глубоководные, их на литорали не найдешь. Ко мне с Большой земли прилетел друг, я его называю Клемаш. В Москве сейчас хорошая погода. А у нас снег, и сопки все в белых шапочках…»
— Женюрка, Жень-шень… Дай слово.
— Говорите, Юрий Евгеньевич. — Женя устало махнула рукой, словно все уже в ее жизни кончилось.
— Женюрка, давай так. Ты будешь спокойно кончать десятый. А я буду часто тебе писать и приезжать часто буду. Я ведь теперь в Ленинграде. А потом ты будешь поступать или, если не выйдет, пойдешь работать, а я пока познакомлюсь с твоими родителями.
— Нет, только не так. Не хочу, чтобы ты с ними знакомился. Вот я кончу десятый, и через девять месяцев мне стукнет восемнадцать. И никого тогда спрашивать не нужно будет. Ты тогда возьмешь меня к себе?
— Если не передумаешь, возьму.
— Честное, пречестное слово?
— Ага.
— Ну, тогда ты сейчас еще раз меня поцелуй, и потом пойдем обедать. Знаешь, я какая голодная?!