Павел. На лестнице? Нет, не помню.
Люба. Вспомните, я стояла внизу, а вы спускались и что-то напевали. Я стала прямо у вас на дороге, чтобы получше вас рассмотреть.
Павел. Я не помню.
Люба. Не помните?
Павел. Извините, нет.
Люба. Вы хотите обидеть меня?
Павел. Я? Вас? Как я могу вас обидеть?
Люба. А почему вы не смотрите на меня?
Павел. Я смотрю. Я плохо вижу без очков, особенно когда устаю. Вот и сейчас у меня всё плывёт перед глазами.
Люба. А почему вы не носите очки?
Павел молчит.
Вы слышите, что я спросила? Почему вы молчите?
Павел. Мне не идут очки.
Люба. И вы сейчас не видите меня?
Павел. Смутно.
Люба (садится ближе). А так? Так я в фокусе?
Павел. Да, так лучше. Вы сейчас похожи на неё.
Люба. Перестаньте говорить о ней, это смешно. Неужели вы не понимаете.
Павел. Я чего-то не понимаю. Я, очевидно, что-то упустил, чем-то ошибся. Ошибся. Конечно, я в чём-то ошибся, а дальше всё пошло вкривь и вкось. Всё закономерно. (Задумался.)
Люба. Мы — инопланетяне?
Павел. Да. А может быть, я слишком поторопился? Может быть, она сначала должна была привыкнуть ко мне?
Люба. Сюда прилетели наши предки?
Павел. Да.
Люба. А почему они здесь остались?
Павел. Волею обстоятельств. Обстоятельства сильнее нас… Иногда.
Люба. Ну и что? Что же теперь делать?
Павел. Не знаю.
Люба. Но вы ведь говорили, что нужно делать. Вы ведь говорили.
Павел. Говорил? Не помню. А может быть, не следовало этого говорить? Может быть, именно это и оттолкнуло её.
Люба. Вспомните! Пожалуйста, вспомните! Не может быть, чтобы всё это было только так. Есть же во всём этом какой-то смысл. Есть?
Павел (неожиданно живо). Конечно. Конечно есть. Простите, я вас невнимательно слушал. Конечно есть смысл.
Люба (с облегчением). Ну вот. Вот и хорошо.
Павел (вдохновляясь). А разве я об этом не говорил?
Люба. Расскажите ещё.
Павел. Конечно, всё существующее — прекрасно. Знаете, что мы такое? Что мы с вами такое? Мы часть огромной прекрасной картины или даже мистерии. И каждая часть, каждое мгновение имеет смысл.
Люба (очень заинтересованно). Правда? Всё имеет?
Павел. И всё прекрасно. Нужно только уловить гармонию момента. Вы не помните, я ей этого не говорил? Ах, как жаль, если я этого не говорил. Это бы многое объяснило! Нужно только уловить гармонию момента. Но это я забыл сказать. Я всегда забываю сказать самое главное.
Люба берёт его за руку.
Что делать? Как дальше жить?
Люба. Какая у вас горячая рука.
Павел. Люба, я не могу без неё жить.
Люба. Вы первый раз назвали меня Любой.
Павел. Первый раз? А как же я вас называл?
Люба. Никак. Без имени.
Павел. Странно. Я совсем ничего не вижу, всё плывёт.
Люба. Помните, вы говорили о всяких странных ландшафтах и строениях?
Павел. О ландшафтах? Да что вы!
Люба. Так я их вижу во сне. Я часто вижу. Мне иногда снится, что я лечу вверх. Помните, вы об этом говорили?
Павел. Боже мой! Неужели говорил? Как я ошибся. Это оттолкнёт кого угодно. Нужно было молчать. (Низко опустил голову, глаза, его закрыты, он будто дремлет.) Да… Всё это так. Есть далёкий огромный мир. Он нас ждёт. Это так. Мы с детства смотрим под ноги… Это так. А во сне? Необычайный мир… Фантастический мир… А может быть, настоящий мир и лучшая часть нашей жизни. О чём я говорил? Ах да… Встреча произойдёт. Распахнётся дверь, откроется мир… Всё это так. И я бы всё это забыл, если бы она захотела. Я бы всё это забыл навсегда. Жизнь моя кончена.
Люба. Я люблю вас.
Павел. Кончена. Конечно, нельзя отчаиваться… Века пройдут. Вселенная откроется… Дверь распахнётся.
Люба. Пожалуйста, посмотрите на меня.
Павел. Нужно смотреть шире…
Люба. Я люблю вас, как никто никогда никого не любил. Посмотрите на меня!
Павел. Дверь распахнётся… Простите, я много говорил. Я устал. Я все эти дни почти не спал. Я очень хочу спать. Очень. (Сидя засыпает, подперев голову рукой.)
Входит мама с письмом в руках.
Мама. Любочка, я не дочитала тебе письмо. И вы послушайте, Павел, вы ведь уже член нашей семьи, (Читает.) «Летом очень хлопотала…» Это я уже читала… Вот. «А Лета пишет, что муж её пьёт как сумасшедший. Чтобы их милосердная холера не минула — всех этих пьяниц, что путаются среди нас и не дают нам радостно жить. Того и гляди, что скоро пропьют всё, и своё, и наше. Погода стоит разнообразная, на удивление, — то дождь, то снег, то вдруг дождь со снегом. Влаги необыкновенно много, того и гляди, что, не дождавшись весны, заквакаем, как лягушки. Не устаю удивляться капризам природы. Яблок в этом году уродилось столько, что большое с ними затруднение. Ирина Федотовна пишет, что Анна Федотовна вышла из больницы. У неё было плохо с глазами, но сейчас она видит во тьме кромешной. У меня дело было хуже, но, слава богу, всё выровнялось — задатки на катаракту не подтвердились. Всё будет хорошо, вот ведь и мама слабенькая, а живёт ещё, и все мы живы, слава богу, а это главное. А Толька Петрущак, сын дяди Лёни, сделал в шкоде машину, так учитель сказал, что такого ещё никто не делал; как она работает, сам учитель не понимает, и остановить её невозможно. Приезжайте летом — посмотрите. Очень хотелось бы видеть всех вас — дорогих наших друзей. Обнимаем и целуем вас крепко. Любящие вас Костелецкие. И привет вам от дяди Лёни, Толи, Веры, Любы, Ирины Федотовны…»