Павел (тихо). Вы любите его, Саша?
Входит Люба.
Люба. Привет.
Саша. Привет. (Идёт к пианино.)
Люба. У вас пир?
Саша (играя гаммы). У нас пир.
Люба. И карты? С ума сойти! (Разглядывает Павла.) Ваша фамилия Фазаньев?
Павел. Нет, Фарятьев. Павел Фарятьев.
Люба. А я Люба. Как вы находите, я похожа на Шуру?
Павел. Нет, не совсем. Вернее, совсем не похожи.
Люба. Странно. А ведь единоутробные сёстры.
Саша. Люба, не ломайся.
Люба. А я не ломаюсь. Она меня роняет в ваших глазах. Почему? Как вы думаете?
Входит мама.
Мама. Люба, ты почему здесь? Ты почему не в кино?
Люба. А мне здесь интересней. И я как раз сейчас есть хочу.
Мама. Иди на кухню. Там поешь.
Люба. Но здесь уже всё готово.
Мама. Иди туда, я тебе говорю.
Люба. Но я хочу познакомиться со своим деверем.
Саша. Убирайся отсюда, Люба.
Люба. Ах так! Она вас ревнует. Не рано ли? Как вы думаете? (Уходит в соседнюю комнату.)
Мама. Глупышка маленькая… Они так всё время пикируются с Шурочкой. Пикируются и пикируются, а друг без друга жить не могут. Горячее не нести?.. Ну, я попозже. (Уходит.)
Пауза.
Павел. Простите меня, Александра.
Саша. Скажите… Скажите, пожалуйста, как выйти из этого заколдованного круга? Все мы незлые люди и хотим друг другу добра. Вот ведь они говорят, что любят меня… За что, скажите, люди мучают друг друга? Почему? И любят — мучают, и не любят — мучают. Вот и я веду себя жестоко, бестактно. Вы хороший человек. Но что я могу сделать? Вы любите меня?
Павел. Я люблю вас. Да.
Саша. А я не люблю вас. Так что я могу сделать? И что вы можете сделать? Скажите.
Павел. Может быть, я как-то сумею заслужить вашу любовь?.. Может быть, со временем…
Саша. Господи! Да разве её можно заслужить? О чём вы говорите? Как же её можно заслужить? Чем? Вы думаете, была бы вся эта неразбериха, весь этот ужас, если бы каждому воздавалось по заслугам?
Павел. Я ни на что не претендую. Я не имею права…
Саша. А я вам и не советую претендовать. Я скажу вам по секрету: кроме вас, вообще никто не хочет претендовать.
Павел. Не нужно так говорить. Не нужно. Я прошу вас, посмотрите этот фокус до конца.
Саша. Нет, уж вы послушайте. Мне тоже нужно выговориться. Хоть один раз. Ради бога, посмотрите на меня внимательно. Скажите, я уродливая? Я произвожу ужасное впечатление? Может быть, я глупая? Чрезвычайно глупая, одна на миллион, и это сразу бросается в глаза. Скажите правду.
Павел. Вы же знаете, что это не так.
Саша. Нет, не знаю. Когда-то я встретилась с человеком, который был… Господи, почему «был»? Он самый умный, добрый, красивый. Может быть, только для меня. Пусть так, но для меня он такой. И одно время мне даже казалось, что он тоже любил меня. Вернее, ему так казалось. (Испуганно.) А может быть, ему даже не казалось? Впрочем, это не важно. Посмотрите на меня внимательно. Что-то во мне, очевидно, не так. Иначе за что же меня так наказывать? Я ведь так хотела заслужить его любовь. Видите, как это глупо звучит.
Павел. Да, я понимаю. Это глупо.
Саша. Но, очевидно, не так уж глупо, если тысячи людей этим занимаются? Как вы думаете? Очевидно, это правильно. Только не по адресу, вот в чём вся беда. Где-то нарушился порядок с самого начала. Кто-то пропустил свою очередь, и дальше всё идёт вкривь и вкось. Как вы думаете?
Павел не ответил. Саша задумалась.
Я в этом городе каждую улицу помнила так: здесь мы ходили, а здесь — нет. Всё было связано с ним… А куда я могла уехать? Я не могла от него уехать… Я, конечно, смирилась… Наверное, со всем можно смириться. Только разве это жизнь, если нет радости ни в чём и если нет надежды?
В комнату заглядывает Люба.
Люба. Можно я с вами посижу?
Саша. Посидишь попозже.
Люба. А можно я выпью наливки?
Саша. Выпьешь попозже.
Люба исчезает.
И не нужно на меня так смотреть! Нельзя на меня так смотреть. Это какая-то ошибка, уверяю вас. Если бы вы знали, Павлик, как я унижалась…
Павел. Нет. Не говорите так. Это неправда.
Саша. Это правда. Я готова была на всё, только бы он был со мной. Мне необходимо было видеть его каждый день, только видеть, говорить, хотя бы это. Я не могла без него жить. Я звонила по телефону и слушала его голос. Я стояла под его домом и смотрела на окна, я писала ему письма вечером и клала их под подушку. Я целыми ночами сидела и бубнила: «Дорогой, миленький! Услышь меня, пожалуйста! Вспомни обо мне хоть на минутку. Я так люблю тебя, мой хороший…» (Плачет.) Ну скажите, разве женщина может так вести себя? Разве я могу воспитывать детей? И разве может после этого кто-нибудь, ну хоть кто-нибудь любить меня? Даже вы!