ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Равнодушие аборигенов. — Язык Капилларии. — Ойхи. — Несколько слов о безграничном патриотизме автора, а также о природ ной глупости. — Библия ойх. — Буллоки.
Лишь спустя несколько месяцев, к концу первой четверти времени моего пребывания в Капилларии, я осознал все значение первой трапезы, которая так меня поразила и привела в крайнее смятение. Не стану докучать читателю подробной историей этих нескольких месяцев, тем, как я, несмотря на свои сорок лет, научился дышать жабрами, как познал законы жизни этой страны, как после многих недоразумений и сюрпризов нашел отгадку необыкновенному воздействию, оказываемому на меня обитателями здешних мест, как распознал их привычки, как освоился среди них и как выучил их язык настолько, что впоследствии путем непосредственных контактов и обмена информацией смог получить подтверждение и новые доказательства всему тому, к чему поначалу я пришел посредством наблюдения и интуиции.
Мои достижения в этой области в значительной степени затрудняло то необъяснимое и почти непереносимое безразличие, с которым я был встречен обитателями этой страны. Уже с первой минуты можно было предположить — и это подтвердилось впоследствии, к нашему обоюдному удовольствию, — что земляне никогда еще не проникали в этот заповедный уголок океанского дна, по крайней мере никто из живых (что касается жертв кораблекрушений, то о них я скажу несколько позже). Приняв все это во внимание, я полагал, что мое появление в подводном царстве должно было быть таким же редчайшим и сенсационным событием, как, скажем, появление в один прекрасный день живого марсианина в Лондоне или Париже. Надо сказать, что в первые дни тщеславие мое сильно разыгралось — еще бы, на мою долю выпала редчайшая честь представительствовать от всего рода человеческого на форуме разумных существ, до сих пор и не подозревавших о людях. Внутренне я тщательно подготовил себя к тому, чтобы наилучшим образом разыграть эту трудную и в высшей степени ответственную дипломатическую роль: как позаботиться о том, чтобы прежде всего достойно обеспечить интересы моего дорогого отечества, как удовлетворить своим поведением и обращением вполне законное жадное любопытство туземцев и вообще как держать себя, находясь в центре всеобщего внимания?
Вскоре, однако, я вынужден был убедиться — не без горечи и уколов уязвленного самолюбия, — что вся моя психологическая подготовка была абсолютно напрасной. Прекрасные создания ничем не обнаруживали интереса к моей персоне, им было безразлично, кто я такой, откуда прибыл. Ощупав меня с ног до головы и, как я уже упоминал в предыдущей главе, даже укусив меня за палец, дабы понять, съедобен ли я и если да, то каков на вкус, дамы вскоре потеряли ко мне всякий интерес и, не обращая на меня ровно никакого внимания, продолжали на моих глазах жить своей непонятной, пустяковой, почти игрушечной жизнью.
После уже упомянутого обеда (который оставил меня совершенно голодным, так как я не сумел преодолеть брезгливость) я попробовал было еще раз привлечь к себе их внимание. Я встал и, будучи убежден, что туземный язык не принадлежит ни к одной из известных мне языковых групп, классифицированных в курсах наших университетов, стал знаками и жестами объяснять моим сотрапезницам, что прибыл сюда из далекой страны и что главной моей целью является драгоценное для истории путешествий изучение обычаев и общественной жизни неведомых стран, а с другой стороны, — информация о жизни землян, о чем обитатели других миров, вполне естественно, не могут иметь никакого представления.
Но уже при первых словах моей страстной речи я почувствовал, что меня не слушают. Меня то и дело перебивали какими-то короткими, птичьими восклицаниями, потом одни дамы вскочили из-за стола и начали танцевать, другие принялись сосать конфеты. В конце концов все общество покинуло стол и с шумом перебралось в соседний зал, оставив меня одного в полном смущении и растерянности.
Тому, кто женат или, на худой конец, сравнительно долгое время имел дело с женщинами и знает женский характер, знакомо это странное чувство, возникающее в человеке в тот момент, когда он начинает о чем-то серьезно рассуждать, строит целую систему логических предпосылок, и в самый кульминационный момент, когда он готов сделать выводы и обобщения, венчающие его блистательную аргументацию, милостивая государыня, то бишь его супруга, вдруг заявляет: «Пардон, одну минутку» — и бежит на кухню или, того лучше, заглядывает в магазин дамского нижнего белья, что напротив, а затем, через полчаса, снова возвращается к нему и, застав его в том же стоячем положении, на том же месте, с нетерпением примется ждать, когда же он, наконец, закончит свою болтовню. По ее пустым репликам, по всему ее поведению он, огорошенный, понимает, что у нее нет ни малейшего представления о том, что он говорил в тот момент, когда она оставила его с носом. Задумавшись, он совестится напомнить своей собеседнице, о чем, собственно, шла речь, и вдруг начинает чувствовать, что, вероятно, все это не так уж и важно, ибо в противном случае вряд ли она забыла бы об этом с такой легкостью.
Таким образом, все, что мне удалось узнать о жизненном укладе и законах в Капилларии, все, о чем я собираюсь поведать читателю, является плодом моих личных наблюдений и выводов, без какого бы то ни было вмешательства со стороны: никто не задавался при мне вопросом, узнаю ли я все то, что мне нужно, никто никоим образом не спешил мне на помощь, более того, сомневаюсь даже, замечал ли кто-нибудь мое присутствие.
Капиллария, или страна женщин, как я назвал ее сам для себя, занимает территорию на дне океана между Соединенными Штатами Америки и Норвегией, на глубине около четырех тысяч метров. Благодаря теплым течениям почва океанского дна здесь необыкновенно плодородна для развития животного и растительного мира. Изучение фауны и геологические исследования позволили мне заключить, что биосфера океана является древнейшей биосферой нашей планеты; она возникла миллионы лет назад, в те незапамятные времена, когда большая часть суши представляла собой выжженную необитаемую пустыню. Уже тогда в океане — этой прародине всего живого — обитало неисчислимое множество различных видов и классов живых организмов. Когда, с какого времени появились здесь человекоподобные существа, я так и не выяснил. Жители Капилларии, ойхи, как они себя называют, не признают исторической науки и не ощущают потребности в культе традиций. Что же касается типа их организма (мне очень трудно найти подходящее слово), то главной его особенностью является не столько отличие от человека, сколько тот удивительный факт, что все ойхи — существа однополые, а именно, в чем мне представилась неограниченная возможность убедиться, существа женского пола, или, если угодно, самки. Более того, они являются таковыми в самой ярко выраженной и законченной форме; это обстоятельство я спешу подчеркнуть, с тем чтобы наши ученые не приравняли их к примитивному типу однобрачных существ, размножение которых происходит по образцу низших хордовых организмов посредством самооплодотворения или спорообразования. Об этом, как я убедился, не может быть и речи — размножение у ойхи происходит тем же способом, как и у любого двуполого млекопитающего высшего типа, с той, однако, разницей, что…
И здесь я должен временно остановиться, дабы предпослать некоторое пояснение, сделать несколько предварительных замечаний, с тем чтобы не оскорбить чувств моих любимых соотечественников, и особенно гордого племени мужчин, к которому я сам имею честь принадлежать, чтобы они не обвинили меня в нагромождении ложных и недостойных объективного путешественника сведений, либо в искажении наблюдаемых фактов, ошибочное и поверхностное истолкование которых привело меня к утверждению, что в природе якобы существуют явления, которые подрывают высокий и благородный авторитет мужчин, подвергают сомнению их господство над миром, выставляют в неприглядном свете того, кто в действительности является творцом и властителем всего сущего на Земле, чью беспредельную храбрость и прочие совершенства именно в наше время славно подтвердили многочисленные победные сражения, штурмы, блистательные атаки, отважное презрение к смерти и сама героическая смерть на поле брани. Дай бог, чтобы меня как минимум поняли в том смысле, что я, скромный путешественник и хирург, не ищу иного призвания, как развлечь своими бесхитростными историйками наших доблестных солдат, моих храбрых английских однополчан в редкие минуты отдыха; дай бог, чтобы мои прекраснодушные соотечественницы тоже с интересом прочитали бы эти путевые заметки — я счел бы тогда, что достиг большего, нежели заслужил. Но превыше всего для меня истина, ибо я, к сожалению, не наделен от природы ни красноречием, ни фантазией и потому вынужден компенсировать перед читателем отсутствие этих прекрасных природных качеств тем, что скрупулезно собираю во время своих странствий скромные факты, которые, быть может, и не интересны, но по крайней мере надежны и истинны, в чем легко может убедиться каждый, кто захочет их проверить.