Не стоят внимания читателя и такие мелкие эпизоды простой зэковской жизни, как попытка бывалых сделать из Вити-мальчика Витю-девочку, помещение в штрафной изолятор за неправильный взгляд на начальство колонии и прочую ерунду.
Стоит ли говорить и о такой мелочи, как выпестованное в ходе раздумий длиною в семь лет отношение к лицу, возглавляющему механизм, в шестерёнки которого случайно затянуло нашего героя?
Безусловно, он был, мягко говоря, несколько обескуражен, обижен действиями правоохранителей, из-за которых он примкнул к стройным рядам судимых. Однако же, он решил, что обижаться на этих мразей – уподобляться собаке, кусающей палку, которая её бьёт, а не руку, которая держит эту палку.
Почему он так решил, автор не имеет ни малейшего понятия. Ведь самодержец не может проконтролировать все действия своих подданных, правильно? Ему даже и невдомёк, что на пути его кортежа могла стоять какая-то шушлайка с заклинившим колесом.
Царь, как предполагает автор, думает, что по Кутузовскому машины и не ездят – по крайней мере, он никогда их там не видел. Там и пешеходов-то почти нет.
Впрочем, это всё лирика.
Откинувшись по сроку Витёк вернулся в своё родимое Чертаново. Естественно, его не ждали ни жена – организму не прикажешь, дело молодое, ушла к другому; ни родители: мамка на нервах приобрела болячку, сожравшую её с потрохами в три года; папка…
Папка, и до всех Витькиных приключений имевший склонность заливать зенки по поводу и без, к выходу сынка на волю, превратился уже в чудище, напоминающее персонажей фильмов о зомби с их жизнерадостными похождениями.
Так что, можно сказать, он тоже Витьку не сильно ждал – забыл даже в квартире прибраться, а надо было бы.
Можно представить себе ощущения нашего героя, вернувшегося в родительскую квартиру, теперь напоминавшую больше место посиделок бичей, и встретившего в дымоган пьяное чудовище, которое некогда было его отцом.
Жена с ребенком слѝлись в неустановленном направлении, что следовало из слов еле ворочавшего языком папаши. Зато машина – машина имелась в наличии, стояла в гараже, ржавела потихоньку, обрастала паутиной. Это ничего, что на ней уже семь годков никто не катался, не беда – он отремонтирует её и…
Вот об этом «и» он думал весь свой срок. Вряд ли он сможет найти этих уродов, закатавших его жизнь в асфальт Кутузовки, – они наверняка уже путём рвения по службе и умелого нализывания начальствующих седалищ сами стали отцами-командирами.
Но тот, кто возглавляет их, порождает эту опричнину, никуда не делся – он жив и здоров, этот вечный повелитель Совковой Сущностно Страны Ресурсов.
Именно на нём Витька решил выместить своё зло за сломанную жизнь, а заодно и прославиться во веки веков (Аминь!).
Приходилось батрачить на правах пернатого на разгрузочно-погрузочных работах – желанием брать его на официальную работу никто не горел (с таким-то клеймом, выжженным на лбу!).
Он бы и рад был спиться, тем более, что существо, называвшееся горделиво его отцом, неоднократно предлагало такой замечательный и простой выход из ситуации, но яростная потребность отмщения выжигала его изнутри. У него была цель – цель жизни, пусть и не самая достойная, но именно она не давала ему скатиться на дно, куда его милостиво подталкивал его со-жилец, он же папаша.
С машиной, конечно, пришлось повозиться – ездить она отвыкла весьма основательно. Настрой авто на работу напоминал настрой работника, которому до пенсии оставался месяц-полтора, обрадованного перспективой поработать ещё пяток лет.
Однако же Витю ждал серьёзный удар – мужики, с которыми он ремонтировал машину, сказали, что он отстал от жизни, пока мотал свой срок. Ибо политик с большой буквы «П» теперь по улицам, обычно, не катается – на вертолёте летает, перемещаясь с одного воздушного острова на другой без необходимости спускаться на грешную землю, в гущу холопствующего планктона. Делает он это сейчас крайне редко и крайне неохотно, якобы прислушавшись к «гласу народному», недовольному перекрытием улиц.
Витя начал потихоньку пить-заливаться с понедельника по воскресенье, уступив, наконец, влиянию среды.
В одно прекрасное солнечное утро, возвращаясь с шабашки на Киевском, чтобы не ехать через центр в родные Черемушки, Витя решил проехать по достопамятному Кутузовскому, который, на его беду, был вновь перекрыт.
Посчитав, по-видимому, с дичайшего бодуна, что в сей утренний час «Сам-Знаете-Кто» решил, вопреки канону, проехаться до работы обычным земным путём, Витя понял, что это, может, его единственный и последний шанс поквитаться с системой.