— Да… — я опустила глаза, — кажется, я припоминаю, я тоже видела, но не связала эти два события…
— Почему же вы мне не сказали? Человек, сидящий в люльке, мог видеть то, что творилось в комнате.
— Я же не знала, что люлька находится перед окном переговорной! — Я сделала жалкую попытку оправдаться. — И вообще, вы же все равно об этом узнали, обошлись без моей помощи! Я ведь не единственный свидетель, у вас есть еще… кое-кто, как вы выразились.
Он поглядел недоверчиво и сказал:
— Напрасно вы не хотите со мной сотрудничать. Вы — умная и наблюдательная, могли бы помочь следствию…
— Вот если бы я была кудрявой блондинкой с голубыми глазами, — в сердцах начала я, — тогда вы бы не сомневались, что я ничего не соображаю, а поскольку внешность у меня не очень, то все почему-то считают меня умной!
— И вовсе нет! То есть я хотел сказать — да! — смешался Синицын. — Вы, конечно, умная и наблюдательная, но внешность ваша мне нравится…
— Да ну? — Я улыбнулась, а майор покраснел. — Так что там с люлькой, вы нашли этого человека?
Спросила я просто так, для разговора, но майор все понял буквально.
— Понимаете… — Он отвел меня в сторонку. — Ваш завхоз клянется, что никого не нанимал. Местная и районная администрация тоже не в курсе, по плану никаких работ по очистке и реставрации фасадов в этом квартале не предусмотрено и денег на это из муниципального бюджета не отпущено. А вы же понимаете — кто будет в наше время работать без денег? Да и в любое другое тоже. Так что все это очень подозрительно…
— То есть вы хотите сказать, — я решила называть вещи своими именами, — что Антон Степанович Мельников не виноват в убийстве Меликханова, что это сделал человек из люльки?
— Вовсе я не это хотел сказать, — удивился майор. — Я не могу делать такие выводы на основании непроверенных сведений. Просто человек, находившийся в люльке, мог видеть сцену убийства. Он является неоценимым свидетелем, и ваш долг как честного гражданина… гражданки… содействовать следствию.
В этом месте я резко потеряла к майору интерес, невежливо повернулась спиной и вошла в здание банка. Раз он не может сразу же оправдать Карабаса, чтобы снять с моей шеи этот груз, то пускай ищет пресловутую люльку без меня.
У дверей моего кабинета я застала Ларису Ивановну, и было такое впечатление, что она только что оттуда выскочила, заслышав мои шаги по коридору. Медом ей там намазано, что ли?
— Комарова, — прошипела она по своему обыкновению, не утруждая себя утренним приветствием, — для тебя что, законы не писаны? Может быть, тебе надоело работать в банке? Так я могу это устроить — живо пойдешь на улицу…
— Вот это вряд ли, — любезно ответила я, глядя ей прямо в глаза, — насчет улицы вы погорячились. Не вы меня на работу принимали, не вам и увольнять, а поскольку мы сейчас остались без начальства, то вполне возможно, что уволят нас всем филиалом. Так что под одним фонарем на улице стоять будем…
— Тебя не возьмут, — прошипела она, — страхолюдину такую…
Вот это уж мелко, не высший сорт, не чистая работа. Гадости говорить надо тонко, а если не умеешь, то лучше промолчать. Я хотела ответить, что Ларису Ивановну на панель тоже не возьмут, по возрасту, но решила пока придержать язык. И так ясно, что в этом споре победила я. Поэтому я сделала вид, что последнее ее замечание меня очень расстроило, я даже опустила глаза и шмыгнула носом, после чего тихим прерывистым голосом сообщила, что опоздала я вовсе не по своей вине, а меня задержал для допроса майор Синицын.
Получилось, что налетела Лариса на меня абсолютно зря, и она не то чтобы усовестилась, но поскорее ретировалась. А я позвонила Стасику Творогову, и он примчался через пять минут, подтягивая рваные джинсы и ероша пятерней спутанные длинные лохмы.
Вот за что уважаю Стасика, так это за то, что может оперативно работать. Увидев «Муравейник», он сразу понял, что мне от него что-то нужно, не стал задавать глупых вопросов, покопался в своем компьютере и вскоре принес мне все данные на фирму «Посейдон». Располагалась она на Васильевском острове в офисном центре под названием «Кавалергард».
Я едва дождалась обеда, быстренько собралась и, разумеется, столкнулась у дверей с Лидией Петровной.
— Женечка, вы что такая взъерошенная? — всполошилась она. — Случилось что-нибудь?
Старая сплетница, она еще спрашивает! Наболтала Карабасу невесть что и теперь глядит доброй мамочкой!
— Вы не обедать? — прищурилась Лидия, заметив, что я поворачиваю к автобусной остановке. — Куда вы так спешите?
И смотрит прямо в душу! Черт ее знает, может, она мысли читает? Еще пронюхает про Карабаса…
— Мне в больницу, — быстро соврала я, — надо… (ни маму, ни Тинку, ни сестру нельзя называть, а то еще заболеют) надо зятю передачу отнести. У него болезнь такая заразная, свинка…
— Да? — разочарованно вздохнула Лидия. — А то вы в последнее время такая оживленная, я уж думала, что сумели наладить свою личную жизнь…
Вот почему всех так интересует моя личная жизнь, хотела бы я знать?
Майор Синицын неторопливо шел по тихому Карабасову переулку с таким видом, как будто он переловил всех преступников на подведомственной территории, достиг на этой территории показателей благополучной Швейцарии и теперь наслаждается заслуженным покоем. Он насвистывал мелодию из старого мюзикла, с интересом поглядывал на встречных девушек и подставлял круглое румяное лицо дующему со стороны Невы ласковому ветерку.
Однако безмятежный вид майора был обманчив. Его наивные голубые глаза посматривали по сторонам зорко, и ничто не ускользало от его внимания.
Майор разглядывал не только встречных девушек, но и прочих прохожих, выискивая среди них того, кто поможет ему решить непростую криминальную загадку.
И наконец он увидел того, кто ему был нужен. Точнее, тех.
Со стороны Среднего проспекта с деловым и озабоченным видом шагали двое работяг в заляпанных краской и цементом робах неопределенного цвета, с тяжело нагруженными полиэтиленовыми пакетами в руках. Форма этих пакетов и характерное звяканье, которое они издавали, с полной определенностью выдали такому опытному криминалисту, как майор Синицын, что внутри них находятся бутылки. Скорее всего — с пивом. Впрочем, не такой опытный криминалист, как майор, но даже любой прохожий сделал бы точно такой же вывод.
Синицын с независимым видом засунул руки в карманы, засвистел громче и прибавил шагу.
Работяги свернули под арку и вошли во двор.
Майор последовал за ними.
Во дворе он увидел еще нескольких строителей, которые в нетерпении ожидали своих посланцев и теперь радостно выгружали из принесенных ими пакетов бутылки. Бутылки, как и предполагал майор, были пивные. Пиво было известной народной марки «Рыбалка». Оно обладало двумя важными качествами — было дешевым и забористым.
Но майора интересовала не марка пива. Его интересовала строительная люлька, которая висела возле стены на уровне первого этажа.
Строители выставили все принесенные бутылки на ящики и собирались приступить к распитию пива. Один из них, молодой и неопытный парень с густым черным чубом и большой родинкой на левой щеке, озадаченно поинтересовался, где же закуска.
— Закуска? — переспросил бывалый, опытный строитель по имени Митрич. — Ты что, жрать собрался? Ох, молодежь, молодежь! Мы в твои годы были не такими! Мы буквально горели на работе! Ну ладно, вот тебе закуска! — И он протянул парню карамельку «Дюшес» в мятой голубенькой бумажке.
Проведя таким образом воспитательную работу среди молодого поколения и удовлетворившись ее результатами, Митрич заметил Синицына, который с независимым видом стоял посреди двора и поглядывал то на работяг, то на объект их ударного труда — недокрашенную стену шестиэтажного кирпичного дома.
— Гражданин, вы что тут делаете? — сурово осведомился Митрич. — Тут вам не где-нибудь, тут вам строительная площадка, объект повышенной опасности, посторонним вход воспрещен.