Пока Бэкфилд говорил, внимание Николаса сфокусировалось на нем. Рука Додж увидел свой шанс и резко бросился к профессору, дабы схватить саквояж. Но привратник прытко подставил ногу, и Додж растянулся во весь рост. В сторону отлетела фомка. Один из студентов подобрал этот грубый инструмент, взвесил на ладони — и тут осознал верный способ общения с дикарями.
— Бей их, братцы!
С криком студент метнул фомку в ближайшего гада. Другие гады подняли дубинки и атаковали. Привратник, увернувшись от удара, сшиб одного из них. А студенты хлынули в лабораторию и вступили в драку. Оружие валялось прямо под ногами: раскиданный инструмент, штативы, детали, обломки мебели. Все это обрушилось на головы негодяев. Стыд за недавнюю трусость придал студентам сил. Молодчики Доджа успели нанести несколько ударов, но потом их обошли со всех сторон и принялись колошматить.
— Бей подлецов, братцы! Получайте, негодяи!
Дама из числа преподавателей завизжала:
— Прекратите, нельзя же так!
Ответила продавщица булок:
— Так и надо! Чтоб неповадно было!
Молодчиков разукрасили по первому классу. Наставили столько синяков, что мать родная не узнает, потом опрокинули на пол и добавили ногами по ребрам. Пора было окончить бой и удалить врага из кабинета.
— Братцы, окно… — как бы невзначай сказал привратник.
— Э, нет, нельзя! Скоты безрогие!.. — завопил Додж.
Его раскачали за руки и ноги и вышвырнули в проем. Потом остальных, одного за другим. Молодчики образовали стенающую кучу под окном лаборатории. Студенты издали триумфальный клич:
— Так их! Во славу науке!
Но полковник Бэкфилд еще оставался в кабинете. Все время драки он простоял в углу, отгородившись шпагой. К нему не приближались, но и он не смел прорываться с боем. Теперь студенты и преподаватели окружили его стеной. Стало тихо.
— Вашу шпагу, полковник, — произнес старший из профессоров.
— Я требую прохода.
— Сдайте оружие и идите.
— Именем Короны приказываю расступиться!
— Вы не можете приказывать. Университет не подчиняется никому, кроме ее величества. Шпагу!
Бэкфилд угрожающе поднял острие, но никто даже не пошевелился. Десятки свирепых взглядов сверлили его. Бэкфилд выдержал с полминуты. Пожалуй, это долгое время в такой ситуации. Потом он дрогнул и швырнул шпагу на пол. Один из студентов положил ее наискось и ударом ноги сломал, а рукоять швырнул в окно. Люди расступились, Бэкфилд прошел между ними, втянув голову в плечи.
Еще долго студенты гомонили, празднуя победу. Поздравляли друг друга, соболезновали Николасу, высмеивали поверженных врагов, обдумывали коллективное письмо владычице. Элис никак не проявила себя в драке, но все равно стала героиней и была осыпана комплиментами, а кто-то даже признался ей в любви. Затем студенты водрузили обломок шпаги на стену в качестве символа победы, спели бравый гимн факультета физики, и лишь тогда были разогнаны по аудиториям. Элис тоже ушла, поскольку начиналась лекция по ее любимейшему предмету — философии мироздания. Она поклялась, что после занятий вернется наводить порядок.
В оскверненной лаборатории остался лишь Николас — и привратник. Бородач сказал:
— Да я, пожалуй, это… Пора мне. Дверь-то сама за собой не присмотрит.
— Постойте…
Профессор хотел поблагодарить его, но запнулся о незнание имени. Обругал себя: какое высокомерие! Честный привратник уже несколько месяцев открывает дверь для Николаса, помогает с багажом — а ученый так и не удосужился познакомиться.
— Простите меня, бога ради. Как вас зовут?
— Эжен.
— Красивое имя.
— Это да. У меня еще прозвище есть, очень забавное… — Мужик хихикнул в усы. — Но оно не для ученых кругов. Зовите просто Эженом.
— Я вам очень благодарен, Эжен. Возьмите, пожалуйста.
Профессор дал ему банкноту из пачки.
— Ого!.. Ну, это… Мне неловко. Лучше не того, помельче бы…
— Прекратите спорить. Вы спасли мою научную работу, она для меня гораздо дороже этой бумажки.
Туту привратника блеснули глаза.
— А позволите, ваша милость, задать вопрос? Может, оно дерзко, но больно уж любопытно.
— Спрашивайте, конечно.
— Что было в том украденном блокноте?
— Чертежи этого устройства, — профессор поднял саквояж.
— Ну да, это я догадался, но что за прибор-то?
Николас Олли колебался недолго. Вернул на место один из опрокинутых столов, собрал прибор и произвел показ — в третий раз за последние два дня. Эта демонстрация оказалась единственной, что доставила ему удовольствие.