Лиза смотрит в зеркало совсем недолго, потому что она с некоторых пор боится увидеть там вместо себя кого-то другого. Но когда в дверь раздается тихий стук, она вздрагивает и вновь ловит свой покрасневший от слез взор в отражении и невольно улыбается.
— Ты живая там? — спрашивает Горшенев, и она еще шире улыбается, потому что ей приятно, что он беспокоится о ней.
— Да, — отвечает Стогова коротко, но при виде своих вдруг потемневших глаз она становится суровее и, угрюмо сопя, произносит почти надрывно: — Миша, Ми-и-иш… ты меня считаешь той, о которой рассказал тебе Метелин?
— Еще чего? У меня что, мнения своего нет?
— Слушай, — продолжает Лиза, видя как гладкая поверхность зеркала начинает расплываться. Она чувствует приближение Безликого. Возможно, Костя тоже сейчас придет. — Я такой себя не помню. Я не помню себя вообще. Иной раз кажется, что о тебе я знаю гораздо больше. А Костя… он откуда появился в моей жизни? Кто-то словно хочет рассказать мне что-то очень важное. А мне страшно, Миша, потому что я понимаю: за этим придет нечто черное, какой-то кошмар. Я… раньше… я помню, что меня давным-давно «подсадили» на эти странные привязанности к рок-музыкантам и этому направлению музыки в целом. Но как я нашла тебя? Миш, не было никакого объявления, понимаешь? Был мой день на прослушивании. Был Метелин и не было «психушки», понимаешь? Он хочет всех запутать. Потом, помню, ко мне Цвиркунов подошел и позвал туда, к вам. Там вы все. И Андрюха Князев, и весь новый состав…
— Андрюха Князев? — спрашивает Миха, и его голос за дверью звучит приглушенно, а Лиза тут же начинает холодеть, предчувствуя новое заблуждение, новые нелепые ошибки и провалы в памяти, и она уже понимает, что Безликий каждый раз приходит тогда, когда в ее психике случается некий надлом. Это как искажение пространства: все реально, но вообще не по-настоящему. То есть время смешивается, как если бы человек застрял в коридорах этого самого времени, или если бы выбрал не тот путь, или просто сошел с ума.
Но Стогова не хочет признавать себя чокнутой, она пытается бороться с вакуумом, пульсирующим вокруг нее.
— Откуда я знаю ответ? — обхватывая голову ледяными пальцами, спрашивает Лиза у самой себя, но, подняв глаза на отражение, начинает всхлипывать от ужаса и бессилия: это не ее пальцы, это цепкие руки Безликого. Он стоит позади нее и не позволяет ей пошевелиться.
— Откуда я знаю ответ? — снова повторяет Лиза.
Дверной замок с треском ломается, и Стогову трясут за плечи. На этот раз на помощь приходит Ренегат.
— Лизка! Лизка! Ты что? Очнись!
Стогова моргает, и все мгновенно встает на свои места, но, как только она вываливается из ванной следом за Сашей, тут же налетает на разозленного Горшенева, мечущегося по комнате.
— Что такое? — спрашивает Лиза, утирая испарину со лба. — Где все?
— Уехали, — останавливается Миша и многозначительно смотрит на Ренегата, тот качает головой, вздыхает и тоже исчезает в прихожей, а затем хлопает входная дверь, и Миша с Лизой остаются одни. — Тебя боятся.
Он смотрит на девушка так, будто желает хорошенько ее отделать по мордашке за такие припадки, от которых, видно, и у него сносит крышу. Но опять же Стоговой кажется, что Горшенев не удивлен. Он, напротив, будто расстроен из-за того, что все так стремительно идет к чему-то определенному.
Лиза делает ему навстречу шаг и спрашивает:
— Что ты знаешь? Я умерла?
Миша снова не выглядит изумленным, он просто кидает на нее взгляд искоса и пожимает плечами.
— Почему я вижу тебя мертвой, но ты жива? — прищуривается он. — А ты в ответ видишь меня в гробу. Хрень какая-то, не находишь?
я не вернусь…
— Да… — Лиза опускается на краешек кровати. — Хрень. Думала, ты дашь ответ.
— Кстати, Костян звонил, опять тебя искал. Достал меня этот придурок. По-моему, его пора выводить из игры.
Стогова поворачивается к Мише, присевшему рядом.
«Выводить из игры? Из какой игры?».
— Значит он связан с Безликим, — говорит она, а Миха вздыхает и трет пальцами переносицу.
— Опять ты об этой легенде, — отвечает он не менее устало.
Стогова непонимающе пялится на Горшенева, а тот, ловя ее взгляд, поясняет:
— Я рассказал тебе о Безликом еще в той гостинице, после драки с мудаком Анфиски. Ты так впечатлилась, что ли? Ты его и правда видишь?
И тут в голову Лизе приходит одна вполне себе адекватная мысль: она решает спросить у Михи все напрямую. Пусть он восстановит картинку в ее поврежденном сознании.
— Миша, ни для кого уже не секрет, что со мной что-то не так, но, пожалуйста, прими меня всерьез и просто ответь, ладно? — дождавшись кивка, Лиза продолжает: — Почему ты так удивился, когда я сказала о Князеве?
Горшенев безмятежно смотрит на Лизу и отвечает:
— Потому что Андрюха ушел из группы два года назад*. Ты не помнишь?
Стогова вот-вот заорет в голос от ужаса, такого мерзкого, просто омерзительного, что ее горло словно сдавливает, но она должна узнать все.
— Какой сейчас год?
— Сейчас 2013-й, Лиза. Вижу, тебе реально хреново.
— Не видишь, — Лиза отодвигается от пристально за ней наблюдающего Миши. — Ты все знаешь, но не говоришь. Ты все знаешь.
— Знаю, — рявкает Горшенев, — но не могу вспомнить.
Воспоминания врываются в голову Лизы так неожиданно, что она пригибается, схватившись за голову, а потом кричит:
— Все верно! Князь должен был уйти! Сейчас 2017-й! Ясно тебе? — брызжет она слюной, пиная Горшенева ногами, а тот просто сидит и даже не пытается закрыться. — Не тот год! А этот! Понял?
— А что в тот год? — спрашивает Миша каким-то загробным голосом.
И Лиза не знает, что ответить, потому что она правда ничего не знает. Девушка осекается, садится рядом с Мишей и смотрит на стену, где снова висит тот фотоснимок.
— И что ты теперь видишь? — интересуется Стогова, имея в виду как раз эту фотографию.
— Это зеркало, малявка, — обескураживает Горшенев и встает. — Тебе бы в самом деле к врачу сгонять…
***
Лизе почему-то постоянно встречаются байкеры или просто парни на мотоциклах. Пока она спешит в гипермаркет за сливками, ей преграждают путь трое ребят на крутых черных байках, но она поспешно их обходит и прячется за стеклянными дверьми магазина. Там она намеренно долго бродит между стеллажами, пока не добирается до музыкального отдела. Тут девушка застревает еще на полчаса, прохаживаясь и рассматривая многочисленные обложки. Здесь много носителей разного вида с разными хорошими исполнителями, и Стогова берет в руки диск «System of a down». Вертит его, разглядывает, читает название треков. Золотая коллекция, лучшие хиты коллектива. Дальше девушка пересматривает еще много всего любопытного, но потом доходит и до отечественных панк-групп. Конечно среди них она видит и «Король и Шут», только вот название пластинки ей незнакомо, но как будто она все же знает, что это и когда записано. В голове что-то проскальзывает, и Лиза, поглаживая обложку, шепчет:
— Я управляю ритмами сердец… — и тут же облегченно вздыхает, потому что вспоминает, откуда это: — «Театральный демон». Да… фух… я помню.
Она резко вскидывает глаза и неожиданно за стеклом витрины видит Костю, который стоит и таращится на нее, подобно психопату из фильмов ужасов. Затем он удрученно качает головой, будто говоря: «Мне жаль…», и уходит.
Лиза впопыхах рассчитывается за сливки и вылетает из гипермаркета. Она озирается по сторонам, но Кости уже не видит. Зато видит лето. То есть она понимает, что это уже не весна. Стоит жара, вокруг ходят люди в легких майках, шортах, сарафанах. Вдали собирается гроза, гремит гром, но пока еще отдаленно. И эти звуки погружают Стогову в уже ставшую привычной атмосферу безумия, нерешенности, недосказанности, бессмысленности и… боли, удушающей боли.