Обычный шок, не более того. От него редко умирают.
Дорога бесстыдно виляет влево. Одной рукой продолжаю удерживать руль, выправляя машину, другой пытаюсь разжать чужие пальцы, один за другим. Этот мышонок в норке сидит… Этот мышонок в поле бежит… Этот… мышонок зерно… оо-о! Нет, бесполезно!
– Самое обидное, – хриплю я из последних сил, – что даже когда мне развязали руки, я не смог… не нашел в себе сил… или ненависти, чтобы убить этих ублюдков.
Запоздалый выстрел проставляет последнюю точку. Гул в голове все равно перекрывает звон осколков разбитого заднего стекла.
Будем считать, что водителя убила случайная пуля. Так проще.
Хватка мертвеет, ослабевает, пальцы разжимаются. Воздух.
Еще несколько пуль пытаются воспроизвести мой силуэт трещинками на лобовом стекле. Падаю вправо, растекаюсь по сиденью, левая рука срослась с рулем. Симбиоз.
Видимость отрицательная. Если дорога сейчас уйдет в сторону, мне с ней не по пути.
В нескольких сантиметрах от лица призывно мерцает красный огонек. Глаз Бога? Снимаю трубку, прижимаю к уху плечом. Чего-то не хватает. Правый кулак врезается в пластмассовую панель пульта. Выбиты пальцы. Прием.
– …спетчерская! – трубка разрождается чьим-то голосом.
– Алло! Это говорит… – Сейчас! Что за милая привычка писать свои инициалы на подошвах ботинок. – Говорит два три два четыре четыре пять, водитель машины.
– Почему не отвечали на вызов?
– Были проблемы, – стараюсь, чтобы мой голос звучал спокойно. – У меня есть срочное сообщение для всех сотрудников, участвующих в операции.
– Секунду, – и раз, и два, и три, и четыре, и пять, скоро должен быть поворот. – Говорите.
– Они все меня слышат?
– Говорите.
– Спасибо…
Зубами отгрызаю пуговицу от левого рукава рубашки, отделяю отчетливо дрожащую руку от руля.
– Коллеги, у меня есть для вас важное сообщение. Это случилось в два часа пополудни, семнадцатого числа второго месяца года…
Авангард преследования – две ближайшие ко мне машины – теряют управление, пронзают реальность надсадным скрипом тормозов, сталкиваются, сплетаются в прощальном объятье. Одна из них трижды переворачивается в воздухе и взрывается, перегородив своими останками магистраль.
Некоторые из оставшихся успевают затормозить.
За моей спиной одна за другой удовлетворенно замолкают сирены.
Еще несколько взрывов – оранжевые цветки пламени в ореоле неестественно черного дыма. Красиво.
Дорожным рабочим завтра будет, чем заняться. Если, конечно, оно наступит для них – завтра.
Или я ошибался с самого начала, или у меня есть всего 37 минут на решение всех вопросов, проблем, судеб. Аз есмь?
Сворачиваю на 147-ю, перестраиваюсь в чрезвычайный ряд и включаю сирену.
С некоторых пор меня непреодолимо тянет к центру города.
Плохо дело! Не помню, как зовут этого тощего очкарика, узурпировавшего мое обычное место рядом с Семнадцатым, кажется, что-то четное из третьей сотни, а вот то, что он из внутренних расследований – это точно. Если он явился по мою душу, тогда дело дрянь. Самая дрянная дрянь!
Осторожность – мой образ жизни. Осторожность – мой способ выживания. Осторожность – мой девиз. Удвоенная, утроенная осторожность. Ом? Так, кажется, принято говорить?
После того, как я мысленно повторил эту бессмысленную дребедень, мне стало немного спокойнее. Прорвемся!
Семнадцатый поднял глаза от каких-то бумаг (Сколько я его помню, при моем появлении он неизменно поднимает глаза от каких-то бумаг. Подозреваю даже, что каждый раз от одних и тех же.) и удостоил меня сдержанным кивком. Сегодня это вышло у нас синхронно.
За неимением альтернативы я утвердился на жестком деревянном стуле с плетеной спинкой, напро-между Семнадцатым и этим… не помню, как звать. Сложил руки на коленях, состыковав подушечки пальцев, и демонстративно уставился на Семнадцатого. Что не помешало мне, однако, засечь краем глаза пристальный взгляд из-под очков. Слишком уж пристальный.
Спокойно! Не обращай внимания.
Я заговорил первым, совершенно бесстрастно и очень быстро, задавая темп беседы.
– Вы снова оказались правы, Семнадцатый. Он действительно прорывается к телецентру.
– А вы?
– Делаем, что можем, чтобы из этой его затеи ничего не вышло. Задействован весь оперсостав СНУРКа, все патрульные машины, заблокированы все подъезды и подходы к зданию, кроме того…
– И каковы результаты? – перебил меня Семнадцатый и тут же уточнил. – Я имею в виду, кроме двадцати четырех трупов за неполные двадцать минут.
Мерзкий старикашка! Это было уже чересчур, но я не повысил голоса и не принялся размахивать руками. Я мог бы сейчас гордиться собой… если бы было можно.