Элизабет вздохнула. Она знала, что Лайла не отстанет, покуда не добьется своего.
– Да при всем желании у меня просто нет времени!
– А вечерами, перед сном, что ты делаешь? Лайла попала в самую точку, и Элизабет некуда было деваться. Она пошла к кофеварке, заметив по пути:
– Я сгорю со стыда, если кто-нибудь прочитает мою писанину.
– Вот и отлично! Значит, твои истории пикантны и остроумны. А это то, что нужно. Вот, взгляни: «Написанный достаточно откровенно, но не грубо, без пошлости», – прочитала Лайла выдержку из журнала. – Итак, без пошлости, но и без лишней скромности.
– Не совсем так.
– В общем, намерена ты взяться за это дело?
– Нет, не намерена. Кстати, почему бы тебе самой не попробовать?
– Потому что я лишена воображения. Именно ты всегда придумывала сценарии, когда мы в детстве воображали себя сказочными героями, а я была лишь исполнительницей ролей.
Элизабет чувствовала, как постепенно слабеют ее позиции. Это должно стать своего рода самоочищением, не так ли? Своеобразной отдушиной для ее сексуальной неудовлетворенности. Вызовом, который ей так нужен. Делать что-то не для детей, не для бизнеса, а для самой себя, как для женщины. Она никогда не потакала собственным прихотям.
– Не знаю, Лайла, – произнесла Элизабет неуверенно, не желая сдаваться. – Это кажется таким… таким…
Голос у нее дрогнул, когда она вдруг увидела из окна Тэда Рэндольфа. Он мастерил что-то вроде загона. Видимо, для щенков. Мэтт помогал ему, подавая гвозди. Миган сидела на качелях, которые бывший хозяин дома привязал к дубу, и давала советы. На коленях у нее дремал Бэйби.
Но не это привлекло внимание Элизабет, а сам Тэд. Из-под расстегнутой рубашки виднелись его крепкая грудь и плоский живот, покрытые темными курчавыми волосами. Мышцы играли под гладкой кожей при каждом движении. Прядь влажных от пота волос упала на лоб. Мэтт что-то сказал ему, и Тэд рассмеялся, запрокинув голову и показав сильную загорелую шею. Вот он распрямился, стряхнул опилки с джинсов, плотно облегавших его бедра, что не ускользнуло от Элизабет.
– В чем дело? – Лайла подошла сзади и тоже взглянула в окно, дыша Элизабет в затылок. Обе смотрели на Тэда, покуда он, взвалив себе на плечо свое хитроумное изобретение, не скрылся с ним в гараже, сопровождаемый Мэттом и Миган.
Пока Элизабет готовила кофе, Лайла с ехидной миной обратилась к сестре:
– Ничего себе пожилой. – И она захихикала.
– Я же сказала, что не знаю его возраста.
– Лиззи, такие мужчины, как этот, не стареют, а зреют. Пусть ему, черт возьми, все пятьдесят, даже сто пятьдесят, но как выглядит!
– Мне совершенно все равно. Ты, кажется, забыла об этом.
– Какие у него глаза?
– Если не ошибаюсь, голубые.
«А может быть, синие, с искоркой, переливающиеся», – подумала Элизабет.
– Чем он занимается, вернее, чем зарабатывает себе на жизнь?
– Хм, у него цементный завод, насколько мне известно. Кто-то из соседей сказал, еще когда господин Рэндольф переехал сюда. На его джипе есть рекламная надпись.
Лайла щелкнула пальцами:
– «Бетон Рэндольфа». Точно. Его грузовики можно видеть на каждой строительной площадке в городе. Он, должно быть, неплохо зарабатывает.
– Мама всегда учила нас, что считать деньги в чужом кармане – признак дурного тона.
Лайла давным-давно забыла, что такое дурной тон, и не отходила от окна в надежде снова увидеть Рэндольфа.
– Видела, как он обращается со своим инструментом?
Элизабет резко повернулась к сестре.
– Черт возьми! – захихикала Лайла. – Я имела в виду молоток. А ты что?
– Все, о чем ты думаешь, ерунда, – суровым тоном произнесла Элизабет.
– О чем же я думаю?
– О зарождающейся между нами любовной интриге, о том, что он симпатичный мужчина и у него хватает терпения возиться с моими детьми.
– Вот это действительно достойно восхищения, если учесть его преклонный возраст, – саркастически заметила Лайла. – Они не очень беспокоят его во время послеобеденного отдыха?
Элизабет бросила на сестру гневный взгляд.
– Откровенно говоря, я благодарна ему за то, что он уделяет внимание детям, особенно Мэтту. Малышу необходимо мужское общество. Вот и все, Лайла. Я никогда не увлекусь таким мужчиной, как господин Рэндольф.
– Ты давно проверяла свой пульс? Уж если ты таким не сможешь увлечься, значит, ты просто труп.
Элизабет вздохнула:
– Он не в моем вкусе. Слишком… плотский. Слишком большой…
– Ага-а, – причмокнула Лайла.
Элизабет с трудом сдержалась, чтобы не взорваться.
– Я никогда не смогла бы выйти за человека ковбойского типа.
Лайла улыбнулась с издевкой:
– Могу поспорить, что он совсем не такого типа.
– О! Почему бы тебе самой не попытать счастья? Уверена, тебе понравится. – Лайла только рассмеялась в ответ. – И забудь о том, что я соглашусь публиковать свои фантазии! У меня их вообще нет!
3
Цифры снова поплыли перед глазами. В сердцах Элизабет бросила на стол карандаш и оставила попытки сосредоточиться на финансовом отчете. Дело происходило в понедельник утром. Прошло всего полчаса с момента открытия магазина, клиентов еще не было, и, чтобы скоротать время в ожидании господина Кэйвано, Элизабет занялась бухгалтерским учетом. Ее уведомили, что господин Кэйвано проинспектирует отель в первой половине дня.
Но всякий раз, когда владелица «Фантазии» пыталась сосредоточиться на колонках цифр перед собой, взгляд ее становился рассеянным и она возвращалась мыслями к последнему разговору с Лайлой в прошлую субботу утром. Брошенное сестрой зерно попало в благодатную почву и вопреки желанию Элизабет начало прорастать.
Даже под страхом смерти, под жестокой пыткой Элизабет не призналась бы, что в субботу до поздней ночи в тиши своей спальни пыталась изложить на бумаге собственные фантазии, те самые, про конюшню. Весь вечер в субботу эта заманчивая идея преследовала Элизабет, и тогда, когда она водила детей ужинать в кафе Макдональда, и потом, когда была с ними в кинотеатре на диснеевском фильме. Женщина всячески избегала Тэда Рэндольфа и решила возвратиться домой лишь поздно вечером. И к великой ее радости, джипа во дворе еще не было.
Прогулка удалась на славу. Детям очень понравился мультик. И когда Элизабет пришла пожелать им спокойной ночи, они поблагодарили ее. Сначала Миган. Потом Мэтт. Но стоило Элизабет прийти к себе в спальню, раздеться и лечь в постель, как она снова почувствовала одиночество.
И тогда женщина извлекла из ящика прикроватной тумбочки перекидной со спиралью блокнот и попыталась описать то, что постоянно возникало в воображении. Это занятие увлекло ее, целиком поглотило. Казалось, слова сами лились из-под пера, словно по мановению волшебной палочки, как в сказке, которую ей только что довелось увидеть в кино.
Она без труда описывала своих героев, их одежду, интерьер, словно они стояли у нее перед глазами. Вот только не была уверена в правильности написания некоторых слов, поскольку никогда не произносила их вслух. Это касалось в основном анатомических терминов и слов с откровенно сексуальным подтекстом. Однако она их не пропускала. К тому времени, когда Элизабет поставила точку в конце последнего предложения, она вся была в поту, а сердце колотилось так, будто новоиспеченная писательница только что занималась любовью.
Отложив ручку в сторону, Элизабет прочла написанное, откинула одеяло, вырвала из блокнота заполненные страницы, разорвала на мелкие кусочки и спустила в унитаз.
Облеченные в слова, ее фантазии действовали, как наркотик. Лайла просто сумасшедшая, да и сама она не лучше, если пошла у сестры на поводу. Злясь на себя, Элизабет снова легла в постель и погасила торшер. Как ни старалась она уснуть, как ни сжимала веки, ничего не вышло, только разболелась голова. Она ворочалась с боку на бок, металась, твердя себе, что фантазии ее сплошной бред, хотя знала, что это совсем не так, и потому разорвала исписанные странички.