Странно, но я не испытывала сейчас ни жалости к дедушке, ни тоски. Я настолько часто думала о смерти, и та настолько часто стучалась в ворота нашего дома, что ее приближение перестало восприниматься с прежней остротой. Кроме того, и сама история с похоронами слишком затянулась — за это время любое горе может перегореть. Я уже давно попрощалась с дедушкой, и теперь оставались лишь обязательные формальности, изначально не рассчитанные на то, чтобы тронуть сердце.
Вот бабушка — это другое дело. Она жила жизнью своего мужа — и продолжала теперь жить его смертью. Пока он не был погребен, он словно находился на земле, рядом с ней. Теперь же он должен был уйти в землю.
(«В землю? Если бы! Если бы!!!»)
Пастор что-то говорил, и его взгляд постепенно перестал быть таким несчастным: он просто устал, и ничего, кроме усталости, на его лице больше не отражалось… Хотя… иногда я ловила отдельные мимические выражения, объяснить и описать которые я бы не смогла. На долю секунды на его лице возникали напряженные гримасы — и тут же исчезали, словно боялись быть замеченными.
Наконец тон голоса священника изменился, и я догадалась о конце обряда.
— Во имя Отца и Сына и Святого Духа! — проговорил он, осеняя гроб крестным знамением. — Аминь!
Служители морга встали. В сердце у меня что-то сжалось. Я посмотрела на бабушку: на ней лица не было… Приближался миг последнего прощания — самый тяжелый для нее.
Но разве лежащий в гробу человек еще был дедушкой? Это был мертвец, труп, имеющий его черты. И только. Иллюзия его присутствия, насильно вызываемая всеми обрядами, только угнетала меня. Дедушки нет… Он уже давно ушел…
Бабушка начала вставать, и нам с Джерри опять пришлось ее поддерживать: бедная с трудом держалась на ногах от горя. Если бы она могла оценивать ситуацию так, как я… Пусть это цинично, но иначе можно сразу кончать с собой. Слишком много потерь пережито, слишком много еще предстоит. А сил должно хватить на все.
Я не могла не посмотреть на лицо дедушки и заметила уродующие его красные точки вокруг рта — следы шва, который был сделан, чтобы подтянуть отвисшую челюсть. Разве ТАКОЕ могло быть сделано с дедушкой? Только с его трупом, не с ним… Труп — это уже вещь. Или — почти вещь.
Бабушка зарыдала и жестом попросила нас отойти. Унимать сейчас ее было бесполезно — мы с Джерри переглянулись и подчинились ее просьбе. Зато к бабушке сразу же подошел пастор и обнял ее за плечи. Она не оттолкнула его — этот несчастный и явно слабый человек пользовался ее доверием. Может быть, в силу привычки, но она ждала душевной поддержки именно от него.
— Знаю, как вам сейчас тяжело, — проговорил пастор, — но помните, что он теперь в руках Господа нашего…
Пастор говорил это удивительно искренне — за это я его тоже начала уважать.
— Помните, что он избавился от боли и страданий…
Джерри дернула меня за руку, и я переключила внимание на нее. Мы присели на один из самых задних рядов, неподалеку от выхода, и она заговорила:
— Последний поезд — в шесть часов, я должна уехать им…
Если бы Джерри стукнула меня по голове, вряд ли я была бы потрясена больше. Она бросала нас, бросала в тот момент, когда поддержка любого человека была на вес золота! Бабушка чуть жива от переживаний — я побаиваюсь даже, выдержит ли ее сердце, — а я сама… Я была на грани нервного срыва, если не за его гранью. Оставаться вдвоем нам было просто противопоказано: речь пошла бы о том, кто первый сорвется и доведет другого до больших неприятностей.
— Ты что, с ума сошла? — выпалила я, не веря в ее предательство. — Ты должна быть здесь… быть здесь… еще хотя бы один день…
Я бы повторила это еще раз десять подряд, если бы Джерри меня не остановила.
— Нет, я не могу! — одернула она меня. — Я должна вернуться обратно: меня ждут Брюс и Стиви… Кроме того — двадцать минут до станции… Ты же знаешь — бабушка сильная женщина, она может все вынести!
Я вздохнула. Джерри была права. У нее была своя семья, и ее жизнь принадлежала мужу и сыну. Это обо мне некому плакать, умри я завтра. Я не имела никакого морального права задерживать Джерри тут и тем более — подвергать ее опасности. Мой страх — мой эгоизм. Она и так много сделала, приехав сюда…
— Спасибо тебе, — ответила я, стараясь скрыть дрожь в голосе.
Я оставалась одна. Одна!
— Если будут какие-нибудь проблемы, — Джерри встала и поглядела в сторону выхода, — звони. И смотри — поосторожнее здесь…
Я кивнула. Смысл последней реплики дошел до меня позже. Джерри сбегала, спасалась от неведомой, но такой ощутимой опасности. Что ж, не мне судить ее… Я и сама предпочла бы сбежать. Но здесь была бабушка…