ЛИЗ
Я уже столько раз думала, что моя жизнь кончена, что, подумав об этом в очередной раз, почти не испугалась. Я просто устала бояться.
Длинный нес меня в лабораторию — но и это не могло взволновать меня по-настоящему. Пусть смерть будет какой угодно — лишь бы она пришла скорее и избавила меня от необходимости куда-то бежать, с кем-то сражаться и понимать ежеминутно, что я теряю себя.
Он нес меня, остановившись лишь для того, чтобы убедиться в том, что Майк и Реджи больше не смогут прийти мне на помощь. Я тоже видела, как сначала один, а потом и второй улетели в никуда…
Я была последней. Значит — и я стала ничем.
Раз мне не сладить с Длинным в одиночку — лучше всего уйти…
МАЙК
Боль от ненайденного похожа на боль утраты. Я вдруг обнаружил, что не слишком-то хочу жить. В самом деле — что меня держит на этом свете? Борьба? Прямо скажем, не лучший предлог для существования…
— Майк! — услышал я вдруг знакомый голос.
Меня в очередной раз перевернуло в воздухе, и вдруг я заметил посреди облачного огня лицо Реджи! Он был здесь, он рисковал собой, чтобы вытянуть меня! Ну и хорош же я фрукт — собрался кончать со всем этим делом только потому, что не получил свою «конфетку»… Да таких, как я, надо бить, долго бить…
Я рванулся к Реджи, и руки наши встретились. Тотчас что-то изменилось и в самом полете: он стал плавнее и замедлился. Неужели Реджи еще держался? Я посмотрел на него — сделать это оказалось нелегко из-за того, что теперь мне в глаза бил ветер. Реджи находился здесь, среди облаков. Целиком. Хотя… Я попробовал получше разглядеть его ноги и посреди огненной круговерти различил вдруг силуэты столбиков — ступни Реджи скрывались за одним из них. Так значит, он держался!
Даже не знаю, почему я так обрадовался этому факту. Реджи не мог подтянуться обратно, держась так ненадежно, тем более не мог вытащить отсюда меня — и все равно я был почти счастлив.
Пока нас связывала с Землей хоть такая ненадежная ниточка — мы еще принадлежали ей. А когда знаешь, что у тебя за спиной целая родная планета, все сразу становится не таким уж страшным.
Есть еще в жизни смысл, есть еще сила, способная заставить меня сражаться!
А раз так — все еще может повернуться в нашу пользу…
ЛИЗ
Я очнулась по-настоящему уже лежа на каталке.
Напрасно я уверяла себя, что ничего больше не сможет меня испугать, — наверное, виной тому было полубессознательное состояние. Стоило мне немного отдышаться, увидеть над собой свет — и я поняла, что все равно хочу жить. Я дернулась — но было уже поздно, ремни сжимали мои руки и ноги, не позволяя им оторваться от жесткой плоскости каталки.
Длинный склонился над столиком — и тут я увидела в его руках толстую иглу. Она предназначалась для меня! При виде ее мне показалось, что она уже входит в мое тело — и через него прокатилась пронизывающая боль. Так вот, чем закончится все на самом деле! Сейчас Длинный подойдет, замахнется и острие войдет в меня, пронзая насквозь. Побежит по трубкам кровь, польется желтая жидкость…
Я застонала — мне не хотелось верить в то, что это должно произойти сейчас на самом деле. Я не хочу, чтобы в меня втыкали иглы. Я не хочу отдавать ему свою кровь. Я хочу жить!
Ноющая тоска заставила меня застонать снова. Я действительно хотела жить с такой силой, что могла сойти с ума от мысли, что жизни приходит конец. Уж лучше бы он снова постарался меня сжечь — боль заставила бы забыть обо всем остальном. Теперь я не могла отвлечься даже таким путем — мне суждено наблюдать, как жизнь вытекает из меня капля за каплей, и в полном сознании ждать, как взамен дадут нечто в сто раз более жуткое, чем смерть.
Зомби помнят имена. Зомби чувствуют боль. Как знать, может они даже страдают от того, что должны подчиняться управляющему ими злу…
Я не хочу этого знать. Я хочу быть человеком!..
И снова стон раздирает мою грудь — это единственное, что я еще в состоянии делать — стонать…
Все остальное теперь в руках Длинного — а уж я-то знаю, как он распорядится моей жизнью. Знаю — и ничего не могу поделать… Разве что еще раз застонать, да разрешить слезинке прокатиться по щеке и упасть на холодный безжалостный металл каталки…
МАЙК
Я опустился на террикон удивительно мягко, совершенно не ощутив удара. Только что подо мной ничего не было — только пламенеющие облака и упругий, меняющий свою плотность воздух, — и вот я уже лежу на чем-то шершавом и твердом.