Майк решил передохнуть. Если бы у него был молоток с патроном!
Но зачем молоток? Майк удивился собственной несообразительности — у него же было нечто получше!
Майк вытащил пистолет и прицелился в стекло, предварительно отодвинувшись подальше, к самой кабине.
Первый же выстрел превратил стекло в тысячу осколков, благополучно вылетевших наружу.
Автомобиль тем временем уже въезжал в ворота кладбища.
Майк выглянул в образовавшийся проем. Машина ехала слишком быстро, да и возвращаться Длинному было недалеко.
«Колесо», — мелькнуло в голове у Майка.
Он прицелился в пол машины, приблизительно в то место, где, по его мнению, оно должно было находиться. Конечно, он рисковал: машину могло занести, и она врезалась бы в какое-нибудь дерево; вряд ли можно было бы выпрыгнуть тогда. Но, с другой стороны, мгновенная или почти мгновенная смерть тоже была выходом.
«Хорошо бы утащить с собой на тот свет и Длинного!»
Майк зажмурился и выстрелил.
Машину резко занесло, Майк чуть не упал, но каким-то чудом удержался на ногах. Одним движением он бросил тело вперед и буквально вывалился из машины. Через секунду он уже стоял на четвереньках посреди дороги.
Автомобиль, выписывая невероятную траекторию, проехал еще несколько метров и гулко врезался в столб.
«Надеюсь, Длинный не сразу бросится меня догонять», — вздрогнул Майк.
Длинный догонять не бросился — секунду спустя раздался взрыв, и машина потонула в клубах пламени.
Майк смотрел на горящую машину во все глаза. Неужели на этот раз удача оказалась на его стороне? Даже с порядочного расстояния было слышно, как гудит, вздымаясь к небу, пламя. Длинные оранжевые языки колыхались, сыпали во все стороны искрами, пожирая внутренности автомобиля, — вскоре в пламени чернел только остов.
Майк медленно привстал, все еще сжимая пистолет в руке.
Некоторое время, затаив дыхание, он ждал, но знакомая вытянутая фигура не показывалась.
Сидеть так и дальше было бесполезно. Майк встал, отряхнулся и, пошатываясь, побрел в сторону склепа. До здания было рукой подать. Желтыми прямоугольниками светились окна, освещая путь.
Майк бросил прощальный взгляд на огонь и ускорил шаг.
Склеп был пуст.
Джоди бродил по нему уже минут десять, но не услышал ни одного шороха или стука.
Электрические лампы мирно горели под потолком. Все здесь свидетельствовало о вечном покое — и если бы не события последних дней, эта мирная картина выглядела бы вполне убедительно.
Предварительно прочесав помещение, он направился к ячейке, где стояли гробы отца и матери.
Вначале он повернул в ту сторону, просто отдавая дань традиции, но потом вспомнил слова Майка.
«Нет… так не должно быть!» — Джоди отказывался в это верить, но не проверить гробы он уже не мог.
Досадуя на себя и стыдясь собственного цинизма, Джоди подошел к знакомой ячейке и приоткрыл дверцу. Сразу же в глаза бросилась паутина — если гробы и вынимали отсюда, то после этого прошло уже достаточно много времени.
Преодолевая стыд и робость, Джоди потянул один из гробов на себя. Он поддался легко — даже легче, чем Джоди рассчитывал. Или гроб действительно за это время полегчал? Джоди втянул в себя воздух — как ни странно, вопреки его опасениям, никакого дурного запаха он не почувствовал.
Там, в гробу, лежал его отец…
Джоди вспомнил отца, вспомнил его лицо, затем похороны — и понял, что не сможет этого сделать. Есть вещи, которые выше человеческих сил…
Он растерянно оглянулся в сторону других ячеек. Может, будет лучше открыть первую попавшуюся, наугад — и… Нет, это было бы еще подлей… Отец был не чужим ему и поэтому скорей простил бы. Ему было тяжелей открыть отцовский гроб, чем какой-нибудь другой, — но морального права беспокоить именно прах отца у него было больше.
«И я еще могу думать об этом спокойно?» — ужаснулся Джоди. Он уже жалел, что затеял эту проверку: поднятый на плечи груз казался непосильным.
«И все же это — мой долг, — сказал он себе наконец. — Помимо всего прочего, я отвечаю еще за живых. Если выбирать между памятью мертвых и жизнью других людей… Что ж, мертвым придется уступить».
Собравшись с духом, он прикоснулся к крышке.
Никогда ему не приходилось еще поднимать такую невероятную тяжесть. Пальцы отказывались служить, руки протестовали — но он заставлял их двигаться, и крышка начала подниматься.