Стас невольно рассмеялся.
— Мне он сразу назвался Максимом. Не перевелись, значит, еще отцы, дающие своим детям идиотские имена. У меня был приятель, которого родители назвали Президентом. Представляешь? Президент Иванович Сидоров. Мы его Призом звали.
Теперь засмеялся Дмитрий.
— У меня у самого родной дядька есть по имени Рекорд. Отец его спортсменом-тяжеловесом был, вот и назвал сына Рекордом.
Они посмеялись, сидя за столом в баре и допивая кофе, и Стас помрачнел, вспоминая своих друзей. Он до сих пор не знал о судьбе Вадима и Кеши, а звонить ему из РА-квистора не разрешали. Надо было ждать возвращения Максима, получившего какое-то срочное задание от начальства и исчезнувшего сразу после их объяснения с Зиданом, руководителем контрразведки Равновесия. К самому же Зидану Станислава не пускали, вежливо, но твердо отвергая его просьбы.
Стас совсем уж было закручинился, лелея мечту удрать из подземного бункера Равновесия, когда вернулся из командировки Максим, рассеянно-озабоченный и похудевший. Стас едва дождался, пока он доложит о себе начальству, и перехватил контрразведчика в зале информационного обеспечения, как только Максим вышел из кабинета Зидана.
— Наконец-то! Я уже собирался сбежать отсюда. Что случилось? Почему меня не допускают к вашим боссам? Где Вадим? Вы его видели?
— Пойдемте, — сказал Максим, бросая в рот две таблетки тоник-жвачки.
Они вышли из зала, спустились на этаж ниже, пересекли круглое помещение с фонтаном посредине, напоминающее холл какого-то административного здания. Холл имел ряд одинаковых ниш с дверями, закрытыми металлическими решетками. Максим отпер одну из них, скрылся за ней. Вадим вошел следом и оказался в небольшом кабинете, напоминавшем кабинет Зидана: стол с компьютером, кресло, два стула, две ниши, шкаф-купе, слепое окно. Правда, Максим нажал какую-то кнопку, и окно прозрело, засветилось, в нем появился речной пейзаж с голубым небом и плывущими по нему облаками.
— Садитесь, — кивнул на стулья контрразведчик Равновесия, опускаясь в кресло и включая компьютер.
— Вы не ответили на мои вопросы, — угрюмо сказал Стас.
Максим поднял на него усталые глаза:
— К сожалению, мы не успели вытащить его из узла коррекции, тренд «волчиц» РК оказался глубже нашего.
— Что такое тренд?
— В нашем лексиконе это вектор коррекции, хотя термин известен давно как потенциально вероятная тенденция. Впрочем, одно другого не исключает.
— Что же все-таки произошло? Он был с нами в кабине и… исчез! Где Вадим теперь?
— Он у «волчиц». Жив, здоров. В ближайшее время мы попытаемся вытащить его оттуда.
— А Кеша… Викентий Садовский?
Максим потер глаза, вздохнул, отвернулся.
— К сожалению, «волчицы»… э-э, успели изменить его милиссу. Он теперь не космонавт, а строитель.
Стас изумленно округлил глаза.
— Вы… серьезно?! Каким образом можно изменить профессию человека за три дня?!
— Во-первых, не профессию, а милиссу, то есть мировую линию существования, а во-вторых, не за три дня. Время в нашем мире явление относительное, отражающее эффект изменения скорости фундаментального взаимодействия. При увеличении этой скорости время «течет» вперед, при уменьшении — назад.
— Вы хотите сказать, что «волчицы» могут… путешествовать во времени?!
— Не путешествовать — изменять направление хронострелы. Хотя, с другой стороны, каждый отдельно взятый момент времени — это самостоятельная реальность, которая никуда не исчезает. Прошлое, настоящее и будущее существуют одновременно. Стоит изменить что-то в прошлом — тут же изменяется и будущее.
— Значит, «волчицы» спустились в прошлое…
— Они рассчитали тренд, послали в прошлое группу упырей, и те изменили тенденцию социальных устремлений вашего друга.
— Не понял.
— Я не знаю, что они сделали конкретно, какой параметр жизни Садовского изменили, возможно, сделали так, что он не поступил в Академию космонавтики и вынужден был заниматься другим делом, заканчивать строительный институт. Но факт налицо.
Стас несколько мгновений смотрел на отрешенно-спокойное лицо Максима, мотнул головой.
— Мороз по коже! Страшные вы люди!
— Почему же? — слабо улыбнулся контрразведчик.
— Вы можете убить любого человека на Земле…
— Не убить — нейтрализовать.
— Какая разница? Человек был космонавтом — стал строителем, а расстрой эти упыри свадьбу отца и матери Кеши, он и вообще не появился бы на свет, так?
— Так.
— Вот видите. И вы после этого хотите, чтобы я вам помогал?
— Хотим, — серьезно кивнул Максим. — Когда вы лучше узнаете мир и наши цели, вы согласитесь. Кстати, не перейти ли нам на «ты»? Мы почти одногодки. Не возражаете?
Стас кивнул, остывая.
— Лучше бы я разбился к чертям собачьим, чем узнал истинное положение вещей! Как можно жить в таком текучем и непредсказуемом мире?
— Еще как можно. Тем более абсолютнику, который сам волевым усилием может управлять процессами Вселенной.
— Я этого не ощущаю.
— Все еще впереди.
— А вы… ты тоже абсолютник?
— Нет, к сожалению, но моя милисса защищена особым контрагентным «файлом». Меня как бы нет совсем, «волчицы» не знают о моем существовании и о линии рода.
— Но обо мне-то они знают? Значит, могут в любой момент… э-э, нейтрализовать?
— Наверное, могут, но не станут этого делать. Во всяком случае, в ближайшее время. Как абсолютник ты обладаешь трансперсональным восприятием, метасознанием, и нужен маршалессе как реализатор ее планов. Она сделает все, чтобы похитить тебя у нас. Вот почему тебе нельзя пока высовываться и встречаться с друзьями, родными и близкими.
— Хотя бы маме позвонить, успокоить…
— Мы сами позвоним.
Стас посидел некоторое время, глядя на мелькание пальцев Максима над клавиатурой компьютера.
— Кто такие упыри?
— Мы так называем агентов, занимающихся корректировкой реальности, — от слов «устранители препятствий». — А своих «устранителей» вы как называете? Ведь и у вас должна быть подобная команда?
— У нас их несколько: «четверка» — служба оперативного воздействия, «пятерка» — служба кризисного реагирования, «восьмерка», «десятка».
Стас подождал продолжения, спросил:
— Чем же занимаются две последние службы?
— «Десятка» — служба спасения, — нехотя проговорил Максим, глядя на экран.
— А «восьмерка»?
Контрразведчик оторвался от экрана, глаза его на мгновение стали колючими.
— «Восьмерка» — служба ликвидации. Кстати, недавно ею стал командовать сын эвменарха. Не советую с ним ссориться.
— Я ни с кем не собираюсь ссориться.
— Это я к слову. Станислав, мне надо подготовить тренд, займись своим образованием самостоятельно. Дима тебе поможет. Освобожусь, обещаю найти тебе занятие по душе и познакомить с интересными людьми. Идет?
Стас поежился.
— Я чувствую себя лишним… раздвоенность какая-то в душе… и за мной, по-моему, наблюдают твои коллеги, все время кто-то торчит за спиной.
— Тебя просто охраняют. — Максим задумался, побарабанил пальцами по столу. — Что если тебе, пока ты не занят, показать Регулюм? Я попрошу декарха дать тебе проводника.
— Что показать?
— Весь наш Регулюм. Ты ведь не был на других планетах?
— Даже не мечтал. — Станислав с недоверием глянул на собеседника. — Разве это возможно?
— Когда ты разберешься со своими личными возможностями абсолютника, сам сможешь бродить по слоям Регулюма, а пока придется пользоваться скафандром и хаб-генератором. Ну так как, согласен?
Стас почесал затылок, ощущая легкое головокружение и пульсацию ожившей под костями черепа «сливовой косточки», и махнул рукой:
— Согласен!
Он стоял на вершине правильной формы скалы со срезанной вершиной, напоминающей земные пирамиды, и, затаив дыхание, чувствуя необыкновенную легкость в теле, наблюдал за медленным движением ближайших к Урану спутников, стерегущих его кольца. Колец было несколько, все они состояли из глыб льда и камней, и даже с расстояния в десятки тысяч километров — Станислав находился на поверхности одного из главных спутников планеты — Ариэля, — было видно зернистое строение колец. Все они, по словам Димы, сопровождавшего Панова во время экскурсии по Регулюму, когда-то были искусственными сооружениями, своеобразными «арочными садами» уранийцев, но после упадка и исчезновения цивилизации механизмы поддержания «садов» перестали работать, и приливные силы разорвали сооружения, превратив их в кольца из обломков.