— Ничего не поделаешь, Ломгула, — объяснил я своей сонной собачке. — Такова дружба.
Потом откуда-то из мрака, из леса пришёл на свет гаснущего костра старик лесничий. Я сказал ему, что у нас пионерский поход. Он всё рвался поговорить со старшим. «Старший, — говорю, — у нас бессонницей мается: если сейчас разбудить его, потом не уснёт…» Пришлось соврать: кто его знает, что за человек. Старших ему подавай! А мы разве маленькие?
— Ладно, ладно, пусть спит, — сказал старик. — Только смотрите лес не подпалите! И не рубите деревья.
— Ну что вы! Наш старший вожатый только и твердит: не трогайте деревья.
— Значит, он не дурак, ваш старший.
…А наутро продрал я глаза и что увидел? В палатке лежим только мы с Джимшером, а ребят и след простыл. Я вздохнул и поглядел на Джимшера:
— Вот и хорошо. По-моему, нас для дела достаточно, если ещё кто-нибудь не вздумает назад вернуться.
Джимшер покачал головой.
— Не вздумает.
— Счастливого им пути! Да и нам тоже.
Мы разогрели на остатках костра по куску хачапури. Потом перебрали наши рюкзаки. Беглецы поступили вполне добросовестно: всё, что могло нам пригодиться, они оставили. Лишний груз мы сложили в найденном неподалёку тайничке. Потом спустились к речке, умылись и, перейдя через висячий, раскачивающийся мост, пошли дальше.
По пути мы говорили о том, что беглецам придётся целый день добираться до нашей деревни: это, если они не собьются с пути, что совсем не исключено. Надо полагать, что они не «расколются» сразу, не доложат, где мы и куда держим путь. Так что если наши односельчане и организуют погоню и поиски, то не раньше чем через два дня. У нас есть время для того, чтобы уйти подальше.
Идём мимо сёл, всё вверх и вверх в горы. Иногда и через село приходится идти. Собаки лают на нас. Дети провожают удивлёнными взглядами или кричат что-нибудь вслед. Джимшер помалкивает в ответ, а я иногда огрызаюсь.
Мы всё идём и идём…
Вот опять крутой подъём. На ногах словно по жёрнову навешено. Из тех, что на новой мельнице крутятся — большие! Каждый шаг даётся с трудом.
На горы опустился вечер и новой тяжестью лёг на наши перегруженные плечи.
Взглянул я на Джимшера — а он мрачнее тучи. «Неужели, — думаю, — и этот меня покинет?» Но нет: молчит, идёт, и видно по лицу, что раньше меня ни за что не остановится.
Скоро совсем стемнело. Тропинка вывела нас к широкой дороге. Мы остановились. Идти дальше не было сил.
Вокруг лес, а через лес дорога проходит. Где-то далеко собаки лают. А тут… тут из леса вой какой-то доносится. Что такое? Неужели волки?..
— Давай на всякий случай на дерево залезем, — предложил я.
— А спать как будем?
— Привяжемся к дереву и поспим.
Первый раз за этот день Джимшер улыбнулся.
— Ладно, — говорит, — только и собачонку твою на дерево поднимем, не то волки её мигом растерзают…
Влезли мы на дерево, втащили кое-как и нашего Ломгулу… И тут случилось одно приключение: прямо с дерева мы угодили на свадьбу!
Только мы устроились на ветках и задремали, вдруг свет полоснул по глазам. Что такое? Неужели рассвело? А снизу шум какой-то невнятный доносится. Шум всё ближе, ближе: машины едут, два грузовика с людьми. Свадебный поезд. Из машины крики, смех слышится, пение, и время от времени кто-то из ружья палит. Вот к нашему дереву подъехали, и опять — ба-бах вверх!
Я как заору:
— Эй! Стой! Не стреляй!
На машинах притихли.
Потом хриплый голос посоветовал хозяину винтовки:
— Лупани-ка из обоих стволов.
— Да погоди, там кто-то есть, — отозвался другой.
— Есть! Есть! — опять вмешался я. — Мы тут, па дереве…
— А что вы там делаете? — раздался резонный вопрос.
— Мы?.. — Я поскрёб в затылке и ткнул локтем Джимшера. — Мы вас дожидались! — вдруг сообразил я. — Мы вестники радости, нас родители невесты выслали.
— Чего же вы на дерево залезли? — Всё ещё не доверяют нам.
— А тут волки рыщут, воют. Вот мы и устроились побезопаснее.
— Перепугались, значит!