Пожар был ликвидирован. Угольки котлет сиротливо плавали в раковине. С ужином сегодня не повезло… Мои мысли прервала трель дверного звонка.
— Кого еще нелёгкая принесла? — проворчал я. — Лена, открой!
Дверь распахнулась. На пороге стоял Серёга. Три девушки позади него держали огромные охапки цветов.
— Не прогоните неотёсанного чурбана!
— Серёга!
Я протиснулся мимо ошалевшей Ленки, и мы обнялись.
— Что ж мы на пороге? Проходи!
Он кивнул девушкам.
— Цветы хозяйке! Это для тебя, Лена.
Он как-то слишком нежно обнял её и поцеловал.
Целый вечер мы просидели на кухне, вспоминая былые дни и пополняя батарею пустых бутылок под столом.
— Вы завтра придёте на выставку? Ах, — он стукнул себя ладонью по лбу, — вот же приглашения.
— Я не могу завтра. Серёга, извини. А вот Лена пусть сходит.
Лена кивнула.
— С удовольствием!
— Тогда завтра машина заедет за вами. Ты, если освободишься, обязательно приходи.
Лена вернулась с выставки взбудораженная. Не раздеваясь, начала говорить с порога:
— Ты не представляешь, какой он знаменитый и талантливый! Его картина единственная. Стоит всей выставки. Настоящий шедевр, какие краски, какие детали… Просто невероятно! Я даже не могу сказать, какому стилю его работа принадлежит, всего понемногу. Не могу описать словами, что на ней изображено, а вот детали помню.
Лена поморщила лоб.
— Фотографии бы принесла.
— Что ты, что ты! — Лена замахала руками. — Телефоны, камеры забирают прямо на входе. Никакого телевидения внутри, никаких камер. А, вот, вспомнила. Представь: трава на рассвете, каждая прожилочка видна, капли прозрачной росы на стебельках… смотришь, а трава, словно живая, колышется, а если это солнечный луч, то ты прямо чувствуешь тепло от него. Ничего подобного никогда не ощущала. — Лена раскраснелась, её глаза возбуждённо блестели. Я помнил её такой в моменты наших первых встреч. — Представляешь: огромный центральный зал — битком набит, все стояли часами и смотрели не отрываясь!
На следующий день газеты пестрели фотографиями Серёги. «Новый Микеланджело». «Леонардо да Винчи во плоти». «Сикстинская мадонна плачет рядом с картинами маэстро Сержио».
Моё самолюбие было ущемлено. Ленка только и говорила о Серёге, закатывая от восторга глаза.
Я решил самостоятельно пойти на выставку. Очередь вилась змейкой за три квартала.
Вернулся я подавленный и ошарашенный. Картина действительно была потрясающей. То ли новые технологии красок, то ли действительно Серёгин талант, но такой картины я в жизни не видел. Картина проникала в душу, вызывала давно забытые чувства. Хотелось плакать и смеяться одновременно.
Я был полностью сбит с толку.
Скандал разгорелся на второй день. Серёга выставил произведение, написанное по религиозным мотивам. Восторги в зале раздавались лишь до тех пор, пока один из присутствующих не стал истово молиться и осенять себя крестным знамением. Стоя на коленях перед картиной, он восхвалял облик Иисуса и ангелов. В зале выставки поднялся шум, чуть ли не перешедший в драку. Буддисты описывали картину как путь к нирване, представители других конфессий яростно оспаривали эти заявления. Зал пришлось очистить и выставку закрыть. Споры продолжались на улице перед входом. Журналистам так и не удалось добиться однозначного мнения, что же было изображено на картине. Посетители путано описывали совершенно противоположные виды. Но все сходились в одном: картина производила незабываемые яркие впечатления.
Не прошло и дня после скандала, как Сержио в коротком интервью заявил, что впервые будет продемонстрирована его новая картина, выполненная в стиле Страха, как он ее описал. Людям впечатлительным, со слабым здоровьем категорически не рекомендуется посещать выставку. Однако его заявление, наоборот, подогрело интерес публики, и люди стали занимать места с вечера. Утром толпа достигла невероятных размеров. Однако выставку пришлось прекратить через полчаса после открытия. Счастливчики из первой партии, простоявшие ночь на улице, покидали выставку с криками, выпучив глаза. Не обошлось и без жертв — два сердечных приступа и эпилептический припадок.
Было возбуждено расследование. Свидетели отходили от шока и описывали свои впечатления от картины как внезапный приступ паники. Один из посетителей увидел на полотне изображение горгоны Медузы и оцепенел от страха. «Она была живая», — в ужасе повторял он.
Когда выставка подходила к концу, Серёга снова пришёл к нам домой. Звал в ресторан, но мы отказались. Город был покорён маэстро Сёржио: где бы он ни появлялся, толпа поклонников была обеспечена.