— Мне следовало догадаться, — прорычал он.
— Следовало, — подтвердила я, отряхнувшись. Щепки запутались в шерсти и неприятно щекотали кожу.
Волк раззявил огромную пасть, бросился на меня. Я отпрыгнула и едва не угодила в яму. Откатилась в сторону, прижалась к траве. Тут же почувствовала боль в боку — резкую, жгучую. В нос ударил приторный металлический запах, шерсть намокла. Я дёрнулась, освободилась от волчьих цепких объятий. Изловчилась и вцепилась волку в горло. Он взвыл и упал на спину, старательно отпихивая меня лапами. Бок заныл, я поневоле ослабила хватку и снова оказалась на траве. В глазах предательски потемнело.
Рядом что-то просвистело, прямо над самым ухом. Послышалось шипение и короткий, сдавленный рык. Я с трудом поднялась с травы и осмотрелась. Суровый мужик, похожий на Терминатора, тряс волка, как жалкую шкурку. Разорванную пополам и окровавленную…
— Кто ты? — осторожно спросила я.
— Дровосек, — отозвался тот весьма самодовольно.
Я огляделась. Вокруг по-прежнему была лишь трава, истыканная зияющими дырами.
— А деревья где?
— Я очень старательный дровосек, — громко заржал он. Облизнулся и впился острыми зубами в трепыхающуюся в его руках тушу.
— Что ж, удачи. — Я развернулась и направилась прочь.
— Обычно в таких ситуациях говорят «спасибо», — укоризненно прочавкал дровосек.
— В таких ситуациях говорят «приятного аппетита», — возразила я и укрылась под домом.
Пришлось ещё разок собраться с силами и погрузиться в безжалостный омут превращения.
Я закуталась в плащ, взяла корзинку. Дурацкий ободок оставила валяться в грязи, всё равно он мне не нравился. Вернусь домой, выкину из гардероба красные вещи, любые. Соберу горкой и сожгу. Обязательно. Вот только разберусь с бабушкой.
Наружу я выбралась, стараясь не обращать внимания на кровоточащий бок. В доме больше не чувствовалось хищника. Поставив корзинку на тумбочку, я без колебаний сдёрнула крышку и извлекла прозрачный флакон причудливой формы. Внутри круглой и плоской бутылочки пенилась мутно-красная жидкость. Я выдернула пробку — жидкость пахла мёдом, сгущёнкой и шербетом. Если это кровь, то она принадлежит странному существу.
— Ты чуть всё не испортила, — настиг меня голос. Занавеска отлетела в сторону, и в прихожую вышла девушка с ослепительно-белыми длинными волосами. Одета она была в пальто… и всё.
— Ты была здесь? — удивилась я. — Могла бы помочь.
— Я знала, что моя внучка справится, — бесцветно ответила она. — Он всего лишь Хранитель леса. Очередной… Сколько их было. Впрочем, суть не в том. Полагаю, это моё?
Бабушка кивнула на плоский флакон и протянула руку. Но, вместо того чтобы его отдать, я отступила к двери и спросила:
— Какой ещё Хранитель?
Она подошла ближе, вглядываясь в меня поразительно хладнокровным взглядом. От неё веяло приторной сладостью, безмолвной и неживой. Почти так же, как от мамы, только гораздо выразительнее.
— Кто ты? — не выдержала я. — Кто вы все?
— Как кто? — ответила она, не моргнув. — Твоя семья. Просто щеночку не повезло — в отца уродилась. Дурная кровь. Но мы решили тебя оставить, авось пригодишься. И как видишь, не ошиблись.
Я лишь ухмыльнулась. Потому что поняла, кто они. А главное: они не способны любить. Не могут, не умеют. Ни бабушка, ни мама. Дело не во мне, а в них. Им не дано понять. Они кормятся чужим теплом, ведь в них самих — пустота. Та же пустота, что и в этом тусклом местечке. Ревт… в посёлке с таким названием самое место всяким тварям.
— Вы не моя семья, — твёрдо сказала я. — А тебе лучше остаться тут.
Бутылочка звонко разбилась о стену, окрасив потрёпанную обивку бурыми брызгами. Пол заблестел россыпью мелких осколков. Бабушкино лицо исказилось, стало серым. Она бросилась к стене и впилась в неё ногтями.
— Дрянь, — совсем нечеловеческим голосом прошипела бабушка, сдирая обивку когтями. — Сплошные инстинкты, ноль мозгов.
— Счастливо оставаться, — искренне пожелала я, хлопнув напоследок тем, что осталось от двери.
Дровосек сидел на траве, дожёвывая последний кусок Хранителя леса. Вид у мужика был довольный — глаза сыто блестели, по подбородку стекали остатки банкета.
— Где выход? — поинтересовалась я.
— Врата? — Он захихикал и указал грязным пальцем за домик — Там.
Я поковыляла к цели. Дровосек настиг меня в три шага.
— Неужто не наелся? — прямо спросила я. Бок ныл, плащ пропитался кровью и лип к коже. Я ужасно устала и не смотрела куда ступаю — пожалуй, провалиться в пустоту было бы не так уж плохо.
— Я тебя провожу… — нахмурился он и, похоже, обиделся.
Врата и правда оказались недалеко от дома. Соединяли землю и свёрнутое в рулон небо, закрывая пустоту завесой из пульсирующих сгустков. Они переливались и играли, как безобидные пылинки в лучах солнца. Кружили в безумном танце, тянулись ко мне. Приглашали войти.
— Часть тебя останется здесь, — напомнил дровосек.
Точно. Дань. Её платят все.
Я попыталась успокоиться. Шумно выдохнула. Пошла вперёд и увидела…
— Извини, ты пень? — прямо спросила я.
— Я камень, ага, — ответил «пень». — Между прочим, минерал, очень полезный и волшебный.
— А так и не скажешь, — просипела я. — Отчего же ты такой серый?
— Бери выше, — треснувшим голосом ответил камень. — Не такой, а такая! Что думаю, то и говорю — а по четвергам приношу несчастье.
— Ну да, — заметила я. — Всё время на открытом воздухе: дождь, снег, птицы. Реальное несчастье. Тут посереешь.
Дровосек за моей спиной хихикнул.
— Я стерегу знак, — сообщила камень обиженно. — Угадай какой и иди.
— Нечего и гадать, мягкий, — сказала я и потеряла опору под ногами. Внизу разверзлась пустота: свистящая и холодная — одно бесконечное ничто. Мир содрогнулся, я ощутила горький запах безнадёжности. И поняла, что вишу над зияющей дырой, а мой заботливый спутник держит меня за капюшон, будто нашкодившего щенка.
— Смотри, куда идёшь, — с укором произнёс он.
— Спасибо, — на этот раз расщедрилась я.
Он улыбнулся мне и неожиданно притянул к себе. Его объятия застали меня врасплох, но оказались очень ласковыми, как и последовавший за ними поцелуй. Нежное касание губ с солёным привкусом крови. Неповторимым ароматом только что отнятой жизни. Я почувствовала приступ дикого, неконтролируемого голода, знакомый и ненавистный.
— Ты можешь остаться, — тихо сказал дровосек. — Возможно, тебе даже следует…
— Не хочу. — Я мотнула головой и уверенно отстранилась от него. — Кто знает, вдруг мне повезёт?
И я шагнула навстречу вратам. Сгустки расступились, темнота схлопнулась. И всё исчезло.
Я обошла кондитерский киоск и отправилась на площадь. Пустую. Не совсем, конечно. Были люди, пыль, шум, но не было… их. Запахи словно выветрились — стали тонкими и тусклыми. Впервые в жизни я вздохнула свободно.
Надо же! Мне действительно повезло. И больше, чем я могла рассчитывать…
Двое — на выход
Пальмира Керлис
— Никуда я с тобой не пойду, — упрямо заявил Гоша и уселся на скамейку. Демонстративно так уселся, без намека на компромисс.
Я глубоко вдохнула. Задержала дыхание, выдохнула. Спокойно. Бывало и хуже. Справлюсь как-нибудь.
— Пойдешь, — возразила я твердо. Главное в нашем деле — уверенный тон, железные аргументы и грозный вид. С последним, правда, промашка вышла. Сложно воспринимать всерьез девочку в пышной розовой мини-юбке и с фиолетовыми волосами, заплетенными в хвостики а-ля Сейлормун. Футболка с надписью «Не бойтесь, без вас не начнут» тоже солидности не добавляет.
— Ты, вообще, кто? — с вызовом спросил Гоша.
— Как кто? — замешкалась я. — Смерть!
Он оглядел меня с ног до банта на макушке, задержавшись на кружевных гольфах, и презрительно фыркнул:
— Не похожа.
Вот спасибо. Сейчас спросит еще, как в том анекдоте: «А почему такая нелепая?» Ну уж какую заслужил! На самом деле, нелепая смерть — это именно по моей части. К драматичным трагедиям меня начальство не допускает. Говорят, мало сочувствия и сплошной сарказм. Чувство юмора сильнее чувства жалости — это как раз обо мне. Поэтому чаще всего приходится иметь дело с непроходимыми идиотами. То в пивной кружке захлебнутся, то монитор им на голову упадет. Чего тут говорить, вся премия Дарвина моя родная, честно отработанная. Тощий инженер Гоша из Воронежа был не настолько фееричен, однако жизнь мою усложнил изрядно.