— Жаль, мельника здесь нет, — ухмыльнулся скорняк. — Он бы тебе припомнил русалку.
Собравшиеся в пригородной таверне «Кухарка и петух» дружно заржали, вспомнив этот случай. Мельник Ивайло всё время жаловался, что речка Мутная с каждым годом мельчает, из-за чего мельница вскоре должна была остановиться, — поэтому цены за помол росли быстрее, чем кролики плодятся. Дилль как-то поймал здоровенного сома, сунул его в мешок и подался к мельнику, предложив ему якобы настоящую русалку, которая при надлежащем уходе обеспечит Мутной большую воду. Ивайло, увидев торчащий из мешка хвост, возжелал глянуть на русалку, но Дилль сказал, что до полуночи этого делать нельзя, иначе водная дева обернётся рыбой. Дело кончилось тем, что парень обменял сома в мешке на пять полновесных золотых. Конечно, обман вскрылся быстро, Ивайло бросился к городскому судье, но Диллю удалось отбрехаться — дескать, мельник явно открыл мешок раньше полуночи. Судья, который не очень-то жаловал прижимистого мельника, посмеялся и оправдал Дилля, правда пригрозив, что в следующий раз тот так легко не отделается.
— Да ладно тебе, Явиг, чего пристал к парню! — крикнул кто-то. — Пусть рыжий врёт дальше — смешно же!
— Это я, значит, вру? — Дилль обернулся и, уперев руку в бок, покачиваясь, сказал: — Да я никогда, кроме правды, ничего не говорил!
Ответом на эти слова был новый взрыв хохота. Рыжего Дилля в Тригороде знали не просто как неистощимого фантазёра, а, скорее, как отъявленного враля.
— Дружище, тебе не поверят, даже если ты скажешь, что за окном темно, — хмыкнул плотник.
Дилль глянул в закопченное крохотное окно таверны.
— Конечно, темно, уж скоро полночь.
Почему-то завсегдатаи таверны снова начали смеяться.
— Видишь? — усмехнулся плотник. — Вот если бы ты принёс самородок с рудника, тогда, может, тебе и поверили бы.
Дилль весь вечер распинался в «Кухарке и петухе» о найденном руднике, рассчитывая, что кто-нибудь заинтересуется и решит вложить немного деньжат в прибыльное дело. Само собой, никакого заброшенного рудника он не находил и планировал, собрав некоторое количество золотых, впоследствии обвинить в неудаче предприятия болото, которое всё-таки окончательно затопило шахты…
Беда была в том, что в Тригороде ему совсем перестали верить. Дилль, конечно, полностью разделял опасения горожан насчёт собственных историй, но ведь и ему жить как-то надо! А работать, откровенно говоря, не хотелось. Вот и перебивался от выдумки к выдумке… с каждым разом рискуя вызвать праведный гнев обманутых им.
— Хорошо! — Дилль опёрся о стол — пол под ногами почему-то качался. — Я вам докажу! Сделаю то, что никто из вас сделать не сумеет! Быть может, тогда вы мне поверите! Сейчас я…
Дилль застыл, собирая в кучку разбегающиеся мысли. Что такого удивительного сделать, он не представлял. Собравшиеся в таверне тут же загалдели, перебивая друг друга.
— Неужели начнёшь говорить правду?
— А может, ты сумеешь заставить мельника снизить цены?
— Да чего уж! Он самого короля заставит снизить налоги!
— Дилль, а ты летать научись! Вот все удивятся!
— Слышь, рыжий, убей хромого саблезубого медведя, что второй месяц мужиков в лесах у Моховой пади задирает!
Последнее предложение вызвало общие одобрительные крики. Конечно, если бы Дилль перестал врать или даже научился летать — было бы здорово, но гораздо лучше будет, если этот рыжий прохвост сумеет убить медведя-людоеда, которого уже больше двух месяцев не могут изловить местные крестьяне. Но, в любом случае, рыжий не сумеет сделать ничего достойного внимания, разве что опять соврёт. В этом были уверены все.
— Медведь — это раз плюнуть! — нахально заявил Дилль. — Давайте что-нибудь посолиднее!
— Да ты хоть обычного медведя в жизни видел? — крикнул лесоруб Иритос. — А тут саблезубый людоед! Ты же только его морду увидишь, сразу в штаны наделаешь!
— Этты… — Дилль икнул, — по собственному опыту говоришь?
На сей раз смех был в его пользу. Лесоруб смачно плюнул на пол и уткнулся в свою большую глиняную кружку. Дилль польщённо покивал по сторонам, словно артист бродячего цирка.
— Ну хорошо! Раз вы настаиваете, завтра я отправляюсь… где, говорите, живёт этот меховой ужас? Моховая падь? Туда, в общем. А через пару недель привезу вам шкуру этого людоеда. И тогда вы признаете, что насчёт рудника я говорил правду. Идёт? По рукам?
Собравшиеся начали переглядываться. Скорее всего, рыжий не сумеет убить злобного медведя и вернётся ни с чем, а то и вовсе медведь сожрёт горе-охотника. Но, даже если по какой-то случайности тощий Дилль сумеет содрать шкуру с медведя-убийцы, это ничем собравшимся не грозило. Ну скажут, что поверили они рыжему… И только скорняк Явиг заподозрил, что простым подтверждением они от Дилля не отделаются — этот пройдоха наверняка задумал что-то пакостное.
Дилль уже полдня тащился по еле заметной колее среди травы, что громко прозывалась дорогой в Моховую падь, и непрерывно ругал себя. За то, что толком так и не выучился профессии гончара; за то, что нажрался вчера вечером до поросячьего визга; за то, что так глупо прилюдно подписался убить медведя-людоеда… Горожанам Тригорода тоже досталось — Дилль костерил их всех, вместе взятых, и отдельно тех, кто вчера в таверне подбил его на эту авантюру.
— Пожалуй, надо уходить из Тригорода, — вслух сказал Дилль — Моим историям веры не больше, чем рассказам про девственность трижды вдовы, да ещё и этот медведь… О чём я вчера думал, когда соглашался содрать с него шкуру? Да я его даже не найду, не говоря уже о том, чтобы убить!
Из ивовых зарослей появился лось, флегматично жующий жвачку. Парень шарахнулся в сторону, а лось, проигнорировав человека, спокойно принялся ощипывать приглянувшийся ему кустик.
Дилль поглядел на здоровенного, но мирного лося, представил себя, такого маленького и худосочного, рядом с огромным, но кровожадным саблезубым медведем и содрогнулся.
— Нет, решено! Ни в какую Моховую падь я не иду! — Он развернулся в ту сторону, откуда пришёл. — И в Тригород не вернусь. Надо идти…
Куда податься, Дилль решить не успел — с небес раздался оглушительный визг. Парень от неожиданности бросился в придорожные кусты и залёг, уткнувшись носом во влажную траву, а потому не увидел, что произошло дальше. Только услышал свист рассекаемого огромными крыльями воздуха, тяжкий удар, от которого содрогнулась земля, и треск ломающихся деревьев.
Осторожно приподняв голову, Дилль увидел, как мимо него с исступлённым мычанием стрелой пронёсся перепуганный лось. Парень привстал и обомлел — шагах в тридцати от него на земле бился здоровенный, как сарай, зелёный дракон. Громадная крылатая ящерица неловко взмахивала кожаными крыльями, ломая ближайшие деревья, словно тонкие щепки, и пыталась взлететь.
Дилль попробовал убежать, но ноги будто приросли к земле. В его голове крутилась дурацкая мысль, что саблезубый медведь по сравнению с этим чудовищем — пушистый пусик, которого можно держать в роли домашнего животного. Второй мыслью, пробившейся в охваченный ужасом мозг Дилля, было неутешительное «медведю не удастся попробовать меня на вкус, потому что сейчас меня сожрёт дракон».
Однако дракон странным образом не отреагировал на стоящего столбом человека, а продолжал дёрганые попытки взлететь. Внезапно дракон издал оглушительный рёв и выпустил сгусток оранжевого огня, тут же воспламенившего соседние кусты. Дилль совершенно непроизвольно рухнул на землю, молясь всем известным и неизвестным богам. В этот момент зелёный ящер повернулся, и Дилль понял, почему тот никак не может взлететь: в груди у дракона торчал обломок ствола высохшей берёзы.
Ядовитая драконья кровь толчками била из раны, и там, куда она попадала, трава на глазах жухла и дымилась. Огромные когтистые лапы свирепо скребли землю, оставляя глубокие борозды, шипастый хвост яростно бил из стороны в сторону, но теперь Диллю было понятно, что дракон уже не жилец на этом свете. Ящер испустил ещё один леденящий душу рёв, в последний раз вяло взмахнул крыльями и тяжело рухнул.
Сколько Дилль простоял, не шелохнувшись, он не помнил. Дракон уже давно не шевелился, его изумрудная чешуя стала матово-зелёной, а парень всё ещё изображал верстовой столб. Наконец он стряхнул с себя оцепенение, потихоньку начал отступать, а затем бросился бежать. Однако, удалившись шагов на сто, остановился.