Вайлет отпускает ее руку и принимается за работу, опустив вниз голову. Альма понимает, что Вайлет говорит это неслучайно. Она заводит разговор, ради которого Альма и попала сегодня в цех. Альма облизывает пересохшие губы, собираясь с мыслями.
— Я не ошиблась, — все же произносит она.
Пальцы Вайлет начинают работать медленнее, по ямочкам на щеках Альма понимает, что девушка улыбается.
— Я… — Альма заламывает руки, подбирая слова. — Мой партнер Элдер…
— Я так и знала! — вскидывает Вайлет руки и тут же зажимает себе рот ладонью, когда Альма предостерегающе на нее смотрит.
— Вайлет! — шикает девушка, оглядываясь по сторонам.
— Прости-прости! — бубнит она. — Я себя контролирую!
Альма сердито сдувает прядь с лица, но остальные девушки в цехе за общим шумом не обращают на них внимания.
— Я знала, Альма, — все еще улыбаясь, произносит она. — Я знала.
Альма жестом просит ее успокоиться и быть тише, после чего чуть склоняется и решается:
— Мерки мои ты знаешь, Вайлет, сможешь помочь еще в одном деле?
В этот раз Вайлет визжит так, что Мегги делает им замечание. Приходится соврать, что дело в иголке, попавшей в подушечку пальца, и глава цеха оказывается удовлетворена ответом. Альма кряхтит, когда Вайлет обнимает ее с такой силой, что чудом не трещат ребра.
Вайлет, разумеется, соглашается помочь Альме с ее вторым в этой новой жизни платьем, и срок в две недели кажется ей оптимальным. В этот раз материал требуется хлопковый и светлый, грубый серый лен никак не подойдет, поэтому Вайлет обещает, что все сделает. Альму она просит не беспокоиться и обещает: к новогодней ночи платье будет готово.
Альма понимает, что постоянно улыбается своим мыслям и не может это контролировать, все вертится вокруг Элдера; его горячих губ, сильных рук и серых глаз. Она настолько погружается в человека, что снова начинает забывать о проблемах, которые все еще тянутся за ней волоком.
Альма вскакивает от кошмара в середине ночи и хватается за горло, часто и прерывисто дыша. В кромешной тьме она оглядывается по сторонам, забывая на мгновение, что она в Дистрикте Тринадцать. Покрытое шрамами лицо Дулио стоит у нее перед глазами, у Альмы складывается впечатление, что вот-вот в комнату войдет Роуз и скажет, что пора готовиться к вечеру.
Альма поднимается на ноги и берет карточку. Оглянувшись по сторонам, она быстрым шагом идет в сторону ванной. Ее не покидает ощущение, что за ней постоянно кто-то смотрит. Глаза еще не успевают привыкнуть к свету, как Альма тут же идет в дальнюю часть ванной и садится у стены, пропуская сквозь пальцы волосы.
— Ты если хочешь так чаще зависать, тащи с поверхности табак, я одна снабжать нас не смогу. Я тебе не мамочка…
— Понятно, Оливия, я тебя услышала, — прерывает ее монолог Альма, мастерски игнорируя все сказанное и перехватывая самокрутку с оранжевым огоньком.
— Понятно ей, — фыркает кухарка, скрещивая перед собой ноги. — Знаешь хоть, как выглядит растение?
Альма делает затяжку, с каждым разом у нее все лучше получается, и, немного подержав дым в легких, выпускает вверх тонкую струйку, передавая самокрутку обратно владелице. Альма всеми силами игнорирует тревогу.
— У Сейна спрошу, — жмет Альма плечами.
Пусть в глубине души и понимает, что не спросит, потому что они так и не разговаривают с ним, Альма так и сидит с Громилой в столовой и охотится также с ним. Сейн, как обиженный ребенок, общается со всеми, кроме нее. К слову, он и есть ребенок.
Альма никогда в жизни не ранила мужское эго так, как сейчас.
— Ага, ухажер твой, — кивает она.
— Глупости, — хмурится Альма, глядя на нее. — Сейн мой друг, — она на мгновение замолкает. — По крайней мере, был моим другом.
Оливия фыркает.
— Да не умеют мальчики и девочки дружить, глупое ты дитя, Альма Грей. Кто-то всегда влюблен, исключений не бывает, это аксиома.
Оливия снова выпускает из легких облако дыма и откидывает голову назад.
— Бывает, — спорит Альма. — Можно просто общаться, проводить вместе время, а потом…
— А потом бросать приевшуюся за последние десять лет девушку, чтобы начать встречаться с подружкой, которая — боже, какой абсурд, — младше тебя на пять лет. Это ты хочешь сказать, Альма Грей?
Оливия пока не может контролировать боль, которую ей причинил Портер, и ее нельзя за это винить.
— Ты передергиваешь.
— Да где, черт возьми?
Они замолкают. Оливия в тишине передает самокрутку. Пока Альма делает финальную тягу, кухарка уже поджигает новое лекарство от нервов. Альма нарушает тишину первая.
— Допустим, — соглашается она. — В таком случае, парадокс, ты общаешься с парнем, не подозревая, что он в тебя влюблен.
— Кому я тут такая нужна, Альма Грей, очнись? — морщится она. — Моя задача кормить почти пять сотен ртов трижды в день, и со своей задачей я справляюсь больше десяти лет, несмотря на побочные эффекты.
— Побочные эффекты? — не понимает Альма.
— Алые щеки, отекшие лодыжки, потому что сутками на ногах, вечные ссадины, не успевающие заживать, и ожоги, мне продолжать?
— Встречный вопрос, — не сдается Альма. — То есть ты не замечаешь, что у тебя есть постоянный гость на кухне?
Оливия подтягивает к себе ногу и поворачивается к девушке, хмуря русые брови.
— Кто? — не понимает она.
Теперь настает очередь Альмы фыркать.
— Да Флавий согласился маслобойню со мной делать, только чтобы на кухне бывать чаще.
Оливия недоверчиво смотрит на девушку.
— Врешь, — прищурившись, резюмирует она. — Мы же с ним просто… общаемся.
Альма делает тягу в последний раз и возвращает сверток владельце, поднимаясь на ноги.
— Исключений не бывает, — разводит Альма в стороны руки, — ты сама говорила. Подумай теперь об этом.
Оливия широко и открыто улыбается впервые за несколько месяцев, и Альме не составляет труда теперь понять, почему Портер влюбился в нее десять лет назад. В улыбку Оливии невозможно не влюбиться. Альма уверена, что в те же сети ее красоты попал и сам Флавий.
Последующие дни сливаются в один, привычная и приятная рутина разбавляется осознанием грядущего будущего. На поверхности высокие сугробы, приближается новый год, все в Дистрикте находятся в приятном предвкушении праздника.
Элдер с самого начала своего правления оставляет лишь один праздник. Рождество ассоциировалось у него и у всех жителей с утратой, поскольку это семейный праздник, поэтому Элдер отдает приказ праздновать новый год, символизируя тем самым новое начало. Никто не оказывается против.
Альма Грей также кивает на данную информацию, но понимает, что в следующем году поднимает вопрос о возвращении праздника, поскольку в Дистрикте Тринадцать появятся первые семьи. Их семья будет в том числе.
Альма плохо спит из-за тревоги и бесконечного ощущения слежки, со временем темные круги под глазами замечает Элдер и больше не может молчать. Он говорит, что изменит ее расписание, чтобы она могла больше спать, на что Альма отрицательно мотает головой и мягко целует его в благодарность за участие.
Элдер, к сожалению, не знает и не должен знать, что именно не дает Альме спокойно спать.
Дулио Джекенсен словно проваливается сквозь землю. Он всюду и нигде. Альма чувствует, что он рядом, часто оборачивается через плечо и порой видит его усыпанное шрамами лицо, что доводит ее до приступов паники.
Дулио доводит ее морально, наступая на пятки, но не предпринимая никаких активных действий. Альма знает, что он нарочно сводит ее с ума, к активным действиям он приступит в тот момент, когда Альма сама сделает важный шаг и укажет ему точное время. Дулио Джекенсен всегда так работает: по времени.
Альма всеми силами держится, готовится к своему важному событию, постоянно пробираясь после отбоя к Вайлет в ячейку и примеряя платье, ходит на охоту с Громилой, по-прежнему не говорит с Сейном и любит Элдера с каждым днем все сильнее.
Однажды, за четыре дня до нового года, он лежит рядом с ней и гладит ее по волосам. Альма рассыпается в его ласке, закрывает глаза и растворяется в моменте.